Во время вылазок с Евгением Андреевичем они по-прежнему обчищали здания на территории войсковой части, там еще оставалось много полезного. Но удивительная находка их ожидала в одном из ангаров, который они сумели вскрыть после ряда безуспешных попыток – в просторном помещении находился дирижабль. Сергей долго не мог поверить своим глазам, ходил вокруг, удивленно таращился. Здесь же были и баллоны, судя по всему, с гелием. Вот только находка была бесполезной – никто в бункере управлять летательным аппаратом не умел. Но двигатель или обшивка могли пригодиться колонии, затерянной в лесу. Они решили позже подумать, на что пустить материалы и детали дирижабля. На ангар навесили замок, мало ли.
– Откуда на территории части дирижабль? – спросил Вильдер Евгения Андреевича, когда они вернулись в убежище.
– Забыл я совсем о нем. Он должен был помочь с транспортировкой барахла всякого. Испытывали его. На кроликах. Насколько рентабельно, и все такое. По идее, дешевле же других транспортных средств. И эффективнее – мне говорили, он сутки может в воздухе находиться спокойно. Ну и ты знаешь нашего брата, может, и мутили другое что-то, меня в планы не посвящали подробнее того, что и другие знали. Перебросить некоторое оборудование он должен был из этой части в другую. А пригнали его, если не изменяет мне память, с базы в Киржаче, из Владимирской области, значит. Транзитом через Жуковский. Там работы на несколько дней, вот и решили испытать. Имущество, невоенный груз вывезти, с демонтажем помочь. Вот и приспособили под временную стоянку пустующий ангар. Хранение дирижаблей ведь особенных усилий не требует, оказывается. Либо помещение нужно, либо мачта, к которой он швартуется, если на открытом воздухе держать.
– Так ты знал о дирижабле и молчал?
– Знал, и что с того? Для нас это корыто бесполезно. Воспользоваться не сможем. Да если бы и могли, куда на нем двигаться? Миру – жопа. Может, остались еще люди, так же как мы спаслись в бункере. Но кому мы нужны, у них наверняка проблем не меньше, чем у нас.
Вильдеру пришлось согласиться. Дирижабль помочь им ни в чем не мог. Цели не было. Если бы годное наземное средство… Но и в нем смысла нет, дороги уже все заросли. Опять же, ехать абсолютно некуда – не на мир же разрушенный смотреть, экскурсии устраивать.
* * *
Сергей стоял на прогалине, наслаждаясь одиночеством в летнем лесу. Где-то там впереди шебуршились твари, но близко не подбирались. Вильдеру не было страшно, что-то переменилось в нем после первого посещения леса, когда он провалялся трое суток на грани жизни и смерти. Да и случись что – наплевать, его жизнь и так уныла, хуже, что ли, станет? Летала какая-то мошкара, изредка прилипая к стеклам противогаза. Сергей смахивал ее рукой и продолжал стоять на облюбованном месте.
Ночной лес шевелил руками-деревьями, постанывал, сверкал в свете луны серебристой листвой. Вильдер упал на колени, зачерпнул черной земли в ладонь и сжал что есть силы. А затем прислонился к земле лбом и застыл в таком положении, бормоча что-то. Лесные чащобы перешептывались, но не смели нарушить покой человека. И по-над землей разлилось тягостное молчание, и пробил тревожный час.
Всю дорогу назад Вильдер бормотал два слова: «Черная грязь».
А через два дня, когда они с Евгением Андреевичем возвращались из рейда с хабаром обратно к бункеру, Сергея вдруг охватила ненависть к этому самоуверенному прапорщику, бодро шагавшему впереди. В порыве злобы он саданул прикладом автомата по макушке Андреича, а когда тот упал на землю, еще долго и исступленно бил его по голове. Остановился только тогда, когда устали руки, а от головы прапорщика осталась кровавая каша вперемешку с осколками черепа в резиновой маске противогаза.
Та ночь стала кошмаром для жителей бункера. Дежурившему на входе Вильдер проткнул ножом шею, заглушив рвущийся из горла крик. Остальных он нашел в казармах. Была ночь, и все спали, не подозревая, что жить им осталось считанные минуты. Он расстреливал их, не жалея патронов, пули кромсали тела, в воздухе стоял терпкий запах крови и смерти. И все же одному удалось вырваться, он вывалился в коридор и загремел по лестнице вниз, на второй уровень. Вильдер не торопился его преследовать, он не спеша обошел комнату, добивая ножом раненых. И только потом решительно направился на поиски беглеца. Это оказалось просто – его путь был помечен кровавыми следами – сбежавший серьезно ранен. В свете тусклых лампочек забрызганные руки и голова Вильдера горели огнем, а глаза дьявольски блестели. На лице застыл оскал.
Последнего оставшегося в живых он нашел на складе, за коробками. Тот сидел под грудой тряпья и поскуливал. Пистолет сослужил ему плохую службу и заклинил в самый решающий момент. Бедняга кинулся на Вильдера в отчаянии, голыми руками пытаясь одолеть взбесившегося врача, но напоролся на нож и грузно осел на пол. В его застывших вытаращенных глазах Сергей прочел немой вопрос, и губы его разомкнулись, отвечая:
– В твоей душе грязь, как и в каждом из нас здесь.
После бойни Вильдер, как ни в чем не бывало, отправился к себе в каморку и лег спать. И снились ему безмятежные сны.
* * *
Ужас от содеянного пришел на следующий день, когда после полноценного сна, и совершенно забыв о событиях ночи, он выбрался из своей комнаты. Память услужливо подсказала, чьих рук это дело. И Сергея накрыло. Следующие дни в бункере были мучением. Он стащил все трупы на склад и запер помещение на замок, а потом долго мыл руки, отскребая их от крови, как будто пытался таким образом избавиться от вины. Он перестал есть, спал урывками, погружаясь в кратковременные кошмарные провалы-сны. Лицо осунулось пуще прежнего, кожа стала землистого цвета. Появлялись мысли и о самоубийстве, но наложить на себя руки не хватило решимости. Вильдер пытался во всем винить лес и тот странный укус, после которого он изменился (или его изменили), но умом понимал, что эти оправдания никуда не годятся – убитых уже не вернуть. И тогда, будучи сам не в состоянии покончить с собой, он решил покинуть бункер и выбраться на поверхность, надеясь, что какая-нибудь зверюга не пройдет мимо.
Перед тем как навсегда оставить бункер, Сергей решил написать записку-признание. Для кого – он не знал, ведь бункер уже превратился в склеп и с его уходом здесь больше не останется ни одной живой души. Быть может, он испытывал своеобразное раскаяние в содеянном; так или иначе, он написал путаную записку, исповедался перед самим собой. Бумажку с признаниями он сунул между книгами на полке.
Остаток дня Вильдер просидел на своей кровати, закрыв глаза, вспоминая товарищей, с которыми застрял на семнадцать лет в бункере. Память и здесь поиздевалась над ним – перед глазами стояли искаженные от боли, страха и непонимания жуткие гримасы жителей бункера за мгновение до их смерти. Сколько Сергей ни пытался, он так и не смог вспомнить нормальных лиц.
Пришла ночь, и Вильдер понял, что ему пора – дольше находиться в этих помещениях стало невыносимо. Он машинально надел химзу, покинул убежище и плотно прикрыл за собой гермодверь. Закрывалась она только изнутри, но смысла в этом больше не было – последний человек покидал стены бункера.
