Я сказал, что хочу обратиться к нему по поводу пропавшего без вести человека, и рассказал о Кэролайн – не все, разумеется, а лишь то, что счел нужным, – об обстоятельствах нашего с ней знакомства и о ее таинственном исчезновении. Пока я говорил, Мелдрум делал пометки у себя в блокноте, то и дело перебивая меня, чтобы уточнить, как правильно пишутся слова типа «Серапионовы», «сюрреалист» и «Элюар», при этом он бормотал что-то себе под нос и посмеивался в усы, как будто ему с трудом верилось в то, что я ему говорил. Когда я закончил, он стал задавать мне вопросы.
– А эта ваша знакомая… у нее… э… как у нее с головой?
– Что вы имеете в виду?
– Ха-ха. Нет, ничего. Не обращайте внимания, это неважно… Она, случайно, не была католичкой?
– Нет. А почему вы об этом спросили?
– Чтобы не тратить зря время на проверку монастырей. А вы не знаете, она часто бывала в швейных ателье и в магазинах готового платья?
– Да, достаточно часто. Я бы далее сказал, очень часто.
А это валено?
– Ха-ха-ха. Да. Нет. Наверное, не важно… но, знаете ли, ходят слухи… ха-ха! Да!
– Какие слухи?
– Да разные слухи. Хорошенькая молодая женщина приходит к портному. Идет в кабинку примерить платье, а обратно уже не выходит. Платок с эфиром, прижатый к лицу – и ее потихоньку выносят из ателье в упаковочном ящике. Хорошо организованная группировка белых работорговцев тайком вывозит ее за границу. Ее запирают в каюте какого-нибудь контрабандного судна, идущего курсом в Макао или Шанхай. Там ее продают кому-нибудь из многочисленных китайских вождей. Говорят, они высоко ценят английских девушек. Их приучают к наркотикам и превращают в сексуальных рабынь. Ха-ха-ха! Разумеется, вероятность ничтожно мала, но проверить все-таки не помешает. И, опять же, поскольку нацисты в Германии подвергают евреев гонениям, многие евреи – торговцы мехами из Лейпцига сейчас переехали в Лондон, так что возникла жестокая конкуренция между коммерческими меховыми компаниями. Не исключена и такая возможность, что ваша Кэролайн стала жертвой торговой войны. Также мне надо задать вам один деликатный вопрос. Она принимала наркотики?
– Нет. Насколько я знаю, нет.
До меня вдруг дошло, что он говорит о Кэролайн в прошедшем времени.
– Вы считаете, что ее уже нет в живых?
– Ха-ха-ха! Нет, вовсе не обязательно. Сейчас еще рано впадать в уныние. Но если вы читаете газеты, вы должны знать о маньяке, убивающем женщин и расчленяющем их тела. Я, безусловно, проверю все морги.
(В то время я вообще не читал газет и, разумеется, не знал ни о каком маньяке.)
– Скажу вам по секрету, полиция подозревает некоего капитана Уиллоуби, который, насколько я знаю, сбежал на континент. Однако, нет никаких доказательств, что он действительно тот самый маньяк.
Потом Мелдрум вдруг посерьезнел, надолго задумался и спросил:
– А за то время, пока вы с ней общались, в ее поведении не было ничего странного? Вы ничего не заметили?
– Всего пару раз. Когда мы были в Париже, она тайком от меня ходила в музей восковых фигур. И потом, уже в Англии, она настойчиво просила меня приходить на свидания в темных очках. Это началось за несколько месяцев до нашей последней встречи.
– И судя по вашему рассказу, можно предположить, что вы были последним, кто видел ее живой? Ха-ха-ха.
Раньше я как-то об этом не думал. Мне показалось, что после того, как Мелдрум произнес это вслух, он стал еще более нервным и дерганым. Я тоже разволновался. Меня почему-то нервировало электрическое оборудование в кабинете, и еще у меня было странное чувство, что мое собственное внутреннее электричество истекает наружу через глаза. Я украдкой взглянул на хихикающего Мелдрума, и мне вдруг пришло в голову, что он, может быть, подозревает меня в убийстве Кэролайн. При таком варианте развития событий, я мог убить ее в припадке ревности, в состоянии полного помрачения, а потом обратиться в сыскную контору, либо чтобы отвести от себя подозрения, либо из-за провала в памяти – допустим, сработал некий защитный механизм, и я вполне искренне забыл о том, как убил Кэролайн, а потом спрятал тело. Мелдрум заметил, что я наблюдаю за ним, и поспешно отвел взгляд.
– Дело пропавшей машинистки! Ха-ха-ха! Да. Звучит интригующе. Гинея в день, плюс текущие расходы. Аванс – десять гиней. У вас есть фотография мисс Бигли?
Я передал ему фотографию и деньги.
– Какая куколка! Настоящая красавица, как вы и рассказывали!
Он поспешно выпроводил меня из конторы.
– Первый отчет вы получите в течение десяти дней.
В четверг я встретился с Клайвом. Он пригласил меня на обед в дорогой ресторан и, расспросив во всех подробностях о визите в контору Мелдрума, Фрейни и Хьюджеса, завел разговор о политике и искусстве. Похоже, он сильно разочаровался, когда узнал, что я не большевик, поскольку всегда был уверен, что все авангардные художники – большевики, и всякий мужчина, носящий длинные волосы, считает Россию страной будущего. Мало того, что я не был большевиком, я вообще наотрез отказался говорить о политике. Так что Клайву пришлось удовольствоваться искусством. Еще в нашу первую встречу он говорил, что сюрреализм – интересное, интригующее направление, но было вполне очевидно, что всерьез он его не принимает. Помнится, в тот вечер Клайв упорно пытался заставить меня согласиться, что абстрактное искусство – это движение вперед, и что такие художники и скульпторы, как Бен Никол-сон, Генри Мур и члены группы «Первый взвод», уже сейчас творят искусство будущего. Я сказал ему, что меня не особенно интересует движение вперед, равно как и механический прогресс, который он живописал с таким пылом. На самом деле, меня больше интересует движение назад и вглубь.
По ряду причин, которые прояснятся чуть позже, у меня не сохранилось сколько-нибудь вразумительных воспоминаний о событиях тех последних недель 1937-го года. Встреча с Клайвом за ленчем стала последним более-менее значимым эпизодом, который случился до оргии в клубе «Дохлая крыса».
Глава двенадцатая
Я, пожалуй, не буду подробно описывать оргию в «Дохлой крысе». Отчет об этом событии можно найти в любом более-менее полном исследовании по социальной истории, наряду с остальными сенсационно-скандальными происшествиями в период между Первой и Второй мировыми войнами: делом Стависки, убийством Билли Коллинза, похищением сына Линдберга, лишением духовного сана Гарольда Дэвидсона, печально известного священника из Стиффкея, и убийством на представлении «Чу-Чин-Чоу». Я лишь перескажу свои собственные впечатления о странных событиях той злополучной ночи, приведших к не менее странным последствиям.
Из задней комнаты клуба, снятой на всю ночь специально для этого случая, убрали всю мебель и застелили пол толстым черным ковром. Комната была небольшая – там едва хватило место, чтобы вместить всех участников оргии, которых набралось человек тридцать-сорок. Пока все собирались, Норман подавал в баре шампанское и устриц. «Серапионовы братья» пришли почти в полном составе. Поскольку женщин у нас было мало, Нед с Хорхе привели проституток – разумеется, высшего класса. В ожидании начала мы много курили и много смеялись, но это был нервный смех. Особенно нервничали проститутки. Вполне очевидно, что это затея казалась им крайне странной и подозрительной. Среди людей, пожелавших участвовать в оргии, было несколько человек, чье появление стало для нас неожиданностью. Скажем, Памела и Норман. Так же пришел репортер с Би-Би-Си, с которым Маккеллар познакомился на Выставке сюрреалистов – причем пришел не один, а с подругой. Но самым главным сюрпризом было явление Честного Чена, который угощал всю компанию кокаином и бензедрином по принципу «кто первый пришел, того первого и обслужат». Чен был красивым и элегантным мужчиной, и я заметил, что многие женщины поглядывают на него с нескрываемым интересом.
