То, что не мог, а может быть, не захотел сделать английский посланник, а именно представить барона Ив. Ив. Шувалову, неожиданно само собой произошло в Академии. Только что аттестовали первый курс учащихся, и теперь для обсуждениях текущих дел должны были собраться все академики и адъютанты. Ждали и Шувалова. Директору только оставалось назвать Дицу день сбора.
Через три дня барон опять посетил Академию, опять распустил в разговоре павлиний хвост и, закатывая глаза, говорил о живописи и скульптуре. Шувалов выслушал его серьезно, провел в свой небольшой, но великолепно обставленный кабинет. Поговорили об Италии, о Флоренции, о полотнах Леонардо и Беллини. Очень насыщенная была беседа, и хотя Иван Иванович не предложил барону посетить свой дом, мнимый меценат понял, что крючок заброшен, и если он не будет ослаблять своих мозговых и мускульных усилий, то и наживка фаворитом будет заглочена.
В Академии же у одного из адъюнктов барон узнал местожительство художника Мюллера. Оказалось, что тот давно не лепит и не пишет картин, а перешел на торговлю произведениями искусства.
— Однако я вам не советую его посещать, — добавил адъюнкт доверительно. — Вряд ли вы там приобретете что-нибудь стоящее, говоря, что Мюллер усвоил пагубную привычку русских — пьет горькую. Где водка, там нет богатства.
Вид жилья Мюллера неприятно поразил Дица. Не то чтобы длинный дом совсем напоминал лачугу, стоял он крепко и даже имел жалкий палисадник с краснеющими рябинами и рыжими цветами. Но все вокруг было слишком неопрятно. Растоптанная, осклизлая дорожка упиралась в обитую рваным войлоком дверь. Поодаль в грязи валялись кое-как порубленные, темные от дождей дрова. Одичалый одноглазый кот прыснул откуда-то из кустов. Диц от неожиданности поскользнулся, и не будь в его руках модной трости, он рухнул бы в эту ужасную русскую жижу.
«Крайне неряшливый народ, — подумал барон мельком, — удивительно, почему Фридрих не может его разбить в прах?»
Художник Мюллер сидел в старушечьем платке, валяных стоптанных туфлях и курил трубку. Из всей рухляди, в которую он облачился, только очки изобличали в нем человека, имеющего некогда достаток, да и те при ближайшем рассмотрении вместо нормальных ушек имели засаленные тесемки.
В мастерской было пусто, полутемно. Причудливо извивающийся дым уходил косыми тенями вверх, к засиженным мухами окнам. При появлении роскошного гостя Мюллер не выказал удивления, не встал, а только переложил трубку в другую руку и еще больше ссутулился. Барон в первую минуту решил, что хозяин принял его не за реального человека, а за плод пьяной фантазии. Когда же нежданный гость произнес первые слова приветствия, Мюллер вдруг взволновался, даже испугался чего-то и суетливо стал возиться с огнивом, пытаясь запалить свечу.
«И свечи у него есть и дрова запасены, — подумал Диц. — Не так уж он беден, он просто опустился и жить устал. Надо спасать соотечественника».
Он начал говорить напористо, быстро и чуть громче обычного. Де, наслышан о вас, наслышан, в Академии художеств прямо сказали, хочешь приобрести хорошую картину и чтоб недорого, ступай к Мюллеру, тут тебе и вкус и понимание… и все в таком духе. Мюллер опять замер, свеча освещала его небритую, укутанную табачным дымом щеку.
— Врут, — сказал он, наконец, сжав черенок трубки прокуренными, крепкими зубами. — Они меня продали. Я чуть под суд не попал, а они продали.
— То есть кому продали?
— Диаволу, — прошептал несчастный художник и умолк.
— Вы позволите мне сесть? — барон придвинул ногой стул без спинки, на вид крепкий, и предпринял вторую попытку разговорить хозяина, вкропив в поток слов имя Анны Фросс.
И тут произошло чудо. Мюллер встрепенулся, подбородок его мелко задрожал, трубка, рассыпав сноп искр, упала на пол, и стало видно, что художник тяжело пьян.
Мюллер запил, когда ухнули в пропасть все его надежды и идолы. Сулящая прибыль работа на Тайную канцелярию (он ведь и записку о неразглашении давал!) вдруг иссякла, а с ней исчезла с горизонта мечта его и радость — Анна.
— Вы назвали ее имя? Анна Фросс? Я не ослышался? Откуда вы знаете это божественное имя? О, нимфа! Благородный лик ее должен украшать лучшие полотна мира, перси ее сваяны Богом, даже мрамор недостоин ее форм. Ах, Анна, девочка моя! Зачем она вам? Она уже не может служить натурой. Она высоко, — и он, закинув голову, показал на потолок, в щель между стекол, через которую должна была улететь чистая душа.
— Она умерла? — всполошился барон.
— Почему умерла? — Мюллер затряс головой. — Кто сказал — умерла? Она вечна! Что-то я, впрочем, не того… Вино попалось — пакость! Хорошего вина надо, а плохого хоть ведро выпей, а все не пьян, только мутит и с души воротит, — он поморщился, потом с трудом встал и пошел в темный угол. Там долго пил, черпая ковшом воду из деревянной бадьи.
— Вы знаете, где сейчас сия девица? — не выдержал барон.
Мюллер согласно кивнул.
— В Эдеме.
— Не валяйте дурака, а скажите лучше, как нам ее оттуда вызволить для приватного разговора.
— Не пойдет… Не спустится с вершин к убогому.
— А что Анна любит больше всего на свете? — вкрадчиво спросил барон.
— Драгоценности… как в некотором смысле сорока. Причем носить не любит, любит иметь, — тут Мюллер опять сбился на высокий стиль. — Но живая плоть ее и без этой мишуры сверкает.
— А если вы ей напишете во дворец, что больны, что умираете, что вам некому сказать прощальное слово, — Мюллер только тряс головой, но барон этим не смущался, — и присовокупите, что оставите ей наследство, и не малое… мол, накопил.
Приступ болезни Св. Витта внезапно кончился, Мюллер застыл, вслушиваясь в самого себя.
— Я заплачу, — продолжал мурлыкать барон. — Заплачу много. На эти деньги вы сможете уехать из страны варваров на родину. Позовите сюда Анну на вечер в следующую пятницу.
— А вы кто такой? — спросил вдруг Мюллер подозрительно. — Из какого ведомства? Тут ко мне один приходил… — и замолк уже намертво.
Мысль о том, что этот человек, конечно, из Тайной канцелярии, должна была бы подбодрить художника, но, влив в себя три ковша воды, он взболтнул со дна желудка алкоголь, и эта быстрая возгонка немедленно отключила его от мира. Барону Дицу пришлось начать все сначала. Но меценат не любил отступать перед трудностями. Через час ему удалось втолковать художнику суть дела, через два он заставил оного приняться за письмо, а в десять вечера, почти в полных потемках, потому что от свечи остался плавающий в профитке фитилек, он вырвал из некрепких пальцев косо нацарапанный текст. Осталось только передать его по названному Мюллером адресу, а именно в дворцовую контору при Летнем дворце. По совету Мюллера барон отодвинул дату встречи, поскольку Анна могла находиться в Петергофе или Ораниенбауме. Осталось только надеяться, что дворцовая почта работает исправно.
Царский алмаз
На пороге возникло юное существо, замерло, всматриваясь в туманный полумрак, и барон Диц неожиданно вспомнил о первом дне творения, когда Господь говорил: «твердь земная», и появились не глина или песок, а именно твердь, потом было сказано:
