— Не прельщает, — сказала она кротко и села паинькой-девочкой, скрестив на животе руки. — Пусть этим занимаются мужчины.
— Отнюдь, мадемуазель! В разведке в условиях войны девица, особенно такая, как вы, может сделать много дел, иногда поболе мужчины. Со своим простодушием вы к кому хотите можете войти в доверие.
— Это чтобы потом врать?
Аким только плечами передернул, отгоняя глупые замечания.
— Женщина на войне — это много! — продолжал он. — Например, маркитантка, то есть женщина, торгующая товаром и идущая, так сказать, вслед армии. Она может сообщить, каково настроение в прусских войсках, каково у них наличие гаубиц и сколько раненых жестокими ранениями лежат в лазаретах. Но от вас этого не требуется. Ваша задача куда проще! Лицо Мелитрисы стало злым.
— Вы сошли с ума. Я дворянка и фрейлина императрицы, а вы предлагаете мне… быть вашим тайным агентом? — она вдруг поняла, что все вернулось на круги своя, этот уже знакомый, преданный своему делу человек в главном своем качестве все-таки дурак!
Видимо, все эти мысли отразились у нее в глазах, потому что Аким Анатольевич, хоть и вознамерился быть кротким и терпеливым, сразу поменял тон:
— Вы теперь не фрейлина, моя дорогая девица Репнинская… Вы теперь отравительница! — он сунул руку в папку и бросил перед Мелитрисой небрежно разрезанные, разного формата бумаги, которые она видела в первый день. — Смотрите сюда, дворянка Репнинская! Видите?.. Вот эти цифры — шифр. Каждая цифра — буква, а некоторые так и целое слово. Отряд шифровальщиков расшифровал эти бумаги. Вот и ваша фамилия вылезла… вот здесь! Мы вначале понять не могли, какая такая фрейлина… первые-то буквы водой размыло..
— Может быть, это не я? — Мелитриса с ужасом смотрела на бумаги, чужая, злая воля проявлялась в них, как кровь на полу, говорят, она проступает после убийства.
— Как же не вы? А имя… вот здесь. Мелитриса, а в другом месте ваши фамилия и имя полностью повторяются. И не смотрите на меня обиженной невинностью! Если будете упираться в своем упрямстве, то я собственноручно возьму вот этими руками все эти шифровки и отнесу в Тайную канцелярию.
Аким Анатольевич перевел дух, попил водички, отер трудовой пот и продолжил атаку. Настойчивость и непреклонность его походили на вскрывшийся вулкан — не заткнуть!
— Я давеча сказал, что во всем вам верю. Это я просто так сказал, это такой ход… Да и как я могу вам верить, если у вас среди папенькиных писем лежит рецепт отвратительного лекарства. Я отдал его лекарям. Они и не поняли ничего. Говорят, может, это отрава замедленного действия!
— Да это просто шутка! — со слезами в голосе воскликнула Мелитриса.
— Это приворотное зелье, мне его Гаврила написал. Сказал, если и не приворожишь, то желудок у объекта точно будет хорошо работать.
Боже мой, как ей было страшно! На лице Акима Анатольевича опять ожила и налилась кровью природная татуировка, глаза потемнели и стали косить.
— У объекта, говорите? Вот все это в Тайной канцелярии и расскажете. Как вначале хотели государыню приворожить… а потом решили объекту бородавки вывести! Вы там для них ла-акомое лакомство! Может быть, вас и не будут пытать… А может быть, и будут, я почем знаю?.. Что с вами опять?! Фааина!!
Обладательница розовых брыжей явилась незамедлительно. Увидев лежащую на полу Мелитрису, она с трудом встала на колени и, прежде чем плеснуть в лицо девушке воды, заметила, что темные ресницы ее трепещут. Видимо, она уже пришла в себя, но, похоже, с самого начала разыграла обморок. Фаина готова была услужить Акиму Анатольевичу во всем, но не в подобном предательстве. Сколько раз она сама «бухалась в обморок» и лежала на жестком полу, ожидая с ужасом, что будет? Случалось ей не раз получать пощечины, если покойному супругу ее обмороки казались неубедительными.
Она ни словом не обмолвилась Акиму о притворном обмороке, подхватила девушку под руки, усадила на стул. Тут же нашелся нашатырь. Нетерпеливый Аким выдернул из рук Фаины флакон и сунул его к носу потерпевшей. Та немедленно начала чихать и кашлять. Дождавшись, когда Мелитриса открыла глаза, он склонился к самому лицу ее и произнес сурово и внятно:
— Завтра продолжим. И помните, на чем мы остановились. Это не пустая угроза!
После этого он обиженно заявил Фаине, что к ужину не останется, мол, у него кусок в горло не лезет, вскочил на лошадь и ускакал.
В отличие от следователя у Мелитрисы аппетит не пропал, и к ужину она явилась вовремя. Дождавшись, когда Устин подаст на стол скудные, постом предусмотренные блюда и удалится, она положила перед Фаиной сложенный вдвое листок бумаги.
— Что это?
— Фаина, я прошу вас передать эту записку моему опекуну князю Оленеву.
— Нет.
— Я знала, что вы так ответите, поэтому не писала ничего лишнего. Прочтите, что там написано.
— Нет.
— И не обязательно посылать именно эту записку. Вы можете переписать ее своим почерком.
— Каким еще почерком? Я писать не умею, а читаю с трудом, — Фаина тупо жевала вареную рыбу. Она зла была на Мелитрису, что по вине девушки Аким не остался ужинать.
— Фаина, я даже не подписалась под этой запиской. Там всего три слова, — она развернула бумагу и придвинула ее к Фаине.
И надо такому случиться, чтобы в этот момент непреклонная Фаина подавилась рыбьей костью. Кашель сотряс могучее тело. Мелитриса тут же принялась стучать по обширной спине страдалицы. Как ты ни надрывайся в кашле, а три написанных слова увидишь, и прочитала их Фаина не из любопытства, а от неизбежности. «Я вас люблю» — такие слова были в записке.
На этот раз категорическое «нет» сменилось длинной отповедью:
— Я поняла, зачем вы пишете эти слова своему князю. Это у вас пароль такой! Чтоб искал… А уж если такой начнет искать, то отыщет, непременно отыщет:
Нет! Слышите?
Фаина хотела бросить записку в горящую печь и в азарте схватилась голой рукой за чугунную заслонку. Конечно, обожглась, бросила записку на пол, схватила себя за мочку уха, что помогает при ожогах. От боли голос ее приобрел особую звонкость:
— Ведь сколько с вами возятся! И все такие уважаемые мужчины! Аким Анатольевич честнейший человек! Он вам плохого не может посоветовать. А вы, моя красавица, гордячка вздорная… непослушница балованная… секли вас в детстве мало, вот что!
На этом разговор и кончился. В словах Фаины была своя правда, Мелитрису никто никогда не сек. Теперь ей оставалось прибегнуть к последнему средству.
Побег
Последним средством было маленькое, закрытое ликом Николая Угодника оконце в кладовке. На этом окне не было решетки.
Мелитриса проснулась ночью. По жести часто и весело стучала весенняя капель. Небо было совсем темным, ни луны, ни звезд. Может быть, более опытному беглецу оно было бы на руку, но Мелитриса боялась не найти тропинки, ведущей к заливу. Маменька, папенька, страшно…
