На следующий день, отоспавшись, но не растратив хорошего боевого настроения, князь Козловский пошел искать секунд-майора Боборыкина. Нужно, наверное, было раньше это сделать, но ноги не несли. Матвей канцелярию обходил стороной, поскольку всеми силами старался забыть, что он, князь, согласился делать карьеру на поприще сыска. Это уж, господа, ни в какие ворота! Хотя, с другой стороны, идет война, а потому он не вправе выбирать, где служить отечеству. Шамбер этот вор, гад и дрянной человек. Но одно дело с другом Родькой за ним следить, и совсем другое — запоминать пароли и выполнять неведомо чьи приказания. А вообще то… ладно, не его ума это дело!
Встреча произошла в тесной проходной комнатенке рядом с канцелярией.
— Майор Боборыкин?
— Так точно. Сударь, мы, кажется, знакомы? Князь Козловский, если не ошибаюсь?
И тут Матвей вспомнил. Как же, как же, с этим самым Боборыкиным год назад, нет, уж полтора наверняка будет, они обивали порог у прелестнейшей из женщин, как бишь ее фамилия? Да и не нужна фамилия, имя запомнил и хватит. Настасьей Григорьевной ее звали. Веселое было время! Компания собралась человек семь-восемь. Карты, музыка. Даже танцевали на крохотном пятачке. Гостиная у прекрасной дамы была немногим больше, чем стойло в конюшне. Этот Боборыкин, верзила с постной физиономией, все норовил читать стихи собственного сочинения. Были в тех виршах «амуры, розы, грудь Дианы, лира сладострастная и мысли летящи». Хорошие, словом, стихи.
И вот теперь Матвей должен произнести столичному пииту дурацкую фразу про Евграфа, которая есть пароль.
— Вот ведь встреча! — продолжал Боборыкин. — Я и не знал, что вы здесь, так сказать, в первых рядах.
— Вместе будем воевать…
— Не получится, — сказал штабист с явным сожалением. — Я днями уезжаю назад в столицу. Сопровождаю курьера при депеше фельдмаршала.
— Депеша, значит, — проблеял Матвей. — Здесь вот какая штука. Вам имя Евграф что-нибудь говорит? Так вот, оный Евграф вам привет передает. И не один, а с детками. Вот так правильно будет.
Пиит вдруг смутился, покраснел, потом опустился на лавку, словно ноги его не держали. «Что это он? Испугался?» — подумал Матвей и опять завел, старательно выговаривая слова, словно разговаривал с ребенком или иностранцем:
— Или вы меня не поняли? Евграф с детками…
— Да понял я все, понял! — прикрикнул Боборыкин и прошептал Матвею в ухо: — Давайте вашу цидульку.
— Почему это — мою? — надул губы Матвей. — Меня просили передать, я передаю. И писал не я… — он вытащил послание Петрова из кармана.
Какой-то малый чин пробежал озабоченно в сторону канцелярии. Боборыкин сразу принял отвлеченный вид, даже засвистел что-то, пытаясь изобразить немудрящую мелодийку. Как только дверь за случайным свидетелем захлопнулась, Боборыкин воровато оглянулся по сторонам, резким движением схватил тайную бумагу и спрятал под мундир.
— В следующий раз передавайте секретные послания не прилюдно, — прошипел он Матвею в лицо.
— Следующего раза не будет, — Матвей хотел сменить тему разговора и вспомнить давние совместные подвиги, но Боборыкин поспешно вышел.
Что это секунд-майор так разнервничался? Стесняется, а может, боится? Матвею и в голову не приходило, что в самой передаче секретного письма может таиться опасность. Ну да ладно. Передал бумагу, и с плеч долой. Далее будем защищать Россию на весьма отдаленных ее рубежах не таясь и с полным достоинством.
Знал бы секунд-майор содержание шифрованного письма, он бы не нервничал. Агент Петров в нем кратко сообщал, что продолжает слежку, и умолял прислать ему денег на рабочие нужды. В депеше от фельдмаршала, которую Боборыкин вез в Петербург, тоже было не много смысла и совсем мало правды. Миних писал императрице: «Каждый день с авантажем один пост за другим счастливо отбираю у неприятеля…», а на деле солдаты собирали неразорвавшиеся ядра, пущенные с данцигских укреплений. Потом из этих ядер доставали порох. Чтобы заинтересовать солдат в опасном промысле, Миних платил за каждое такое ядро по три копейки. Каждую ночь делались вылазки то с одной, то с другой стороны. Матвей вместе со всеми бежал вперед, махал шпагой, падал на землю перед летящим ядром и полз ужом, а потом возвращался в дом голодный, замерзший и злой. Ну, кто так воюет?
Но все знают — солдат всегда прав, а виновато во всем начальство. А фельдмаршалу было трудно. Право слово, Миниха можно пожалеть. По природе своей он был трудягой, вся его натура звала к действию, а обстоятельства, кажется, так и били по рукам.
С крепостных стен беспрестанно стреляли в русские апроши. Глупейшая история! Численность армии в осажденном городе в три раза больше, чем осаждавших. Это по всем военным законам чистый бред. Меж тем в Варшаве без дела болтается большая часть русской армии. Миних послал жесткий приказ генерал-майору Люберасу выступить с полками и присоединиться к армии Миниха.
Наконец в помощь русским пришли давно ожидаемые саксонские полки под руководством герцога Вейсенфельдского: восемь батальонов и двадцать два эскадрона. Они встали лагерем и тут же приступили к строительству траншей. Воевать они не торопились. В логике саксонцам не откажешь: «Вы, господа россияне, справедливо помогли нашему королю занять польский трон, за что вам большое спасибо. Но сейчас Август III сидит в Дрездене, оттуда Польшей управлять вполне сподручно, а осада Данцига и разборки с Лещинским по большому счету — дела русских. Вот пусть о них Миних и печется».
Артиллерии все не было. Пушки со снарядами могли попасть в армию двумя путями — водой и сушей. Наш флот стоял в Пилау и пока еще лишь готовился к навигации. Где-то там лед не полностью сошел. Доставить пушки сушей можно только через Пруссию, но король Фридрих Вильгельм объявил твердый нейтралитет. В Берлине послы русский и французский (Ягужинский и Шетарди) дышали королю в уши и сулили неисчислимые выгоды, но король стоял на своем: ни русским, ни французам он ни в чем помогать не намерен.
Миних сам затеял переписку с Берлином и не стеснялся в выражениях. Анна в письмах отечески журила своего фельдмаршала, тем более что тон его отчетов по текущим событиям изменился. Заверения, что «солдаты всем обеспечены, а фуража хватит до травы», обернулись своей полной противоположностью. Теперь Миних писал в Петербург, что в армии нет солдат, продовольствия, пушек, пуль, пороха, рубах, обуви, медикаментов, корпии, лекарей, инженеров и подручного материала. Ну, совсем некому строить равелины, штурмфалы и кронверки! А французы не дремлют, того и гляди пришлют осажденному городу подкрепление.
Бирон все доношения Миниха читал и в разговоре при каждом удобном случае предсказывал предприятию с Данцигом гибель. Он говорил об этом как бы в шутку, но каждый понимал, фаворит страстно желает фельдмаршалу поражения.
* * *
— Князь, пожрать есть? — К Матвею снова ввалился беззаботный Васька Крохин.
— Налим жареный.
— Откуда такие деликатесы?
