Верите ли, господа, совсем голову и сон потерял! При расставании в кофейном дому Матвей сообщил место своего проживания, даже Клепкину мызу подробно описал — на всякий случай. Мадам же де ля Мот отнюдь своего адреса не сообщила, напустила туману розового, мол, там, где она обретается, запретили называть оное место.
Он засмеялся счастливо и вдруг почувствовал, что ему рядом с Николь нечем дышать. Словно весь кислород уходил на обслуживание ее красоты, а на его долю приходились одни ошметки. Он даже, помнится, пошутил:
— А не в раю ли вы обретаетесь?
Она засмеялась, трень-брень колокольчики:
— Нет, не в раю. Но поверьте, милый рыцарь, я бы назвала свой адрес с полным удовольствием, но это не в моей власти.
Так и сказала — «милый рыцарь», этим прозвищем она его в первый раз в карете наградила, намекая, что он ее от поляков спас. И не поймешь сразу, всерьез говорит или шутит.
А вобщем-то Матвей не огорчился из-за этой скрытности, такая дама и должна иметь тайны. Кроме того, он хорошо запомнил имя шведского посланника и знал, где в случае необходимости можно будет найти обожаемую. Но пока об этом крайнем случае и разговора не было.
Неделя пошла с их встречи, а он уже два раза получал записочки с приглашениями — первый раз в гостиную неких иностранцев, немцев, кажется, милейшие люди. Второй раз в Летнем саду гуляли. Николь хотела непременно показать Матвею римскую статую, но на беду грот в этот день был закрыт.
В саду Матвей завел обстоятельный разговор, трещал без умолку, как скворец. Он решил стать степенным человеком, тетка для него дом присмотрела, и он решил купить непременно. А как же! Пора начинать взрослую жизнь. Он хочет жениться. Только нет пока избранницы сердца. Но что-то подсказывает ему, что она недалеко. Мадам де ля Мот слушала его вполне благосклонно, ни разу не перебила. Это вам о чем-нибудь говорит?
Теперь Матвей собирался на конную прогулку вдоль набережной, далее — в парк. Такое вот прекрасное путешествие. «Просто погуляем…» — сказала Николь. Матвей точно решил, что в этот-то раз уж непременно скажет, что влюблен, что она и есть избранница сердца, греза мыслей его. Только бы погода не испортилась, не нагнал бы финский ветер туч да туману. Но пока солнце держалось, исправно слало на землю лучи.
Другой, не менее важной заботой было — что надеть. В этом камзоле песочном он уже был. А какие на нем тогда были кюлоты? Господи, забыл совсем. Ну и шут с ними. Не в кюлотах дело. Главное, чтоб видно было, что ты человек со вкусом и не беден.
В чем лучше сидеть в седле — в бархате или в сукне? Что более соответствует прибрежному ветру и деревьям в парке? Тонкое сукно для прогулки более подходит, но сейчас лето. Суконный кафтан у него очень приличный — рукава, согласно моде, узкие, обшлага украшены пуговицами, обшиты черным шелком с металлической нитью. Но на рукаве вдруг обнаружилось жирное пятно. С первого взгляда не больно-то и видно, но если руку поднять… Нет бы на левый рукав пятно посадить, левая рука у него еще плохо работает.
— Евграф! Где камзол лазоревый из «ткани с насыпью»?
Евграф не отзывался. Видно, уперся куда-то. Наверняка на рынок, он обожает туда ходить. Тетенька еще с утра просила купить померанцев и миндальных ядер для пирога.
Лазоревый камзол как в землю канул, но нашелся другой — с травяным узором, хороший, мелкий, пейзанский узор. Но у ворота пуговицы нет, одни нитки торчат, и подкладка из белого байберика на вид какая-то несвежая.
— Она что, у тебя подкладку, что ли, будет смотреть?
Оказывается, он говорил вслух, оттого и не услышал, как дверь открылась. На пороге стояло инвалидное кресло, в нем царицей восседала тетка, за ней маячило лицо старухи. Все собрались!
— Это кого вы имеете в виду?
— А к кому ты на свидание-то собираешься? Я за тобой внимательно наблюдаю. Совсем ты, милый, за последнюю неделю голову потерял.
— Тетенька, позвольте мне одеться…
— Да позволю, позволю. Только ты перво-наперво скажи мне — кто она. Из каких фамилий? Достойное ли семейство?
Ах, как хотелось крикнуть Матвею в голос: «Не ваше дело!», можно и помягче выразиться: «Это только меня касается», а можно просто промолчать со спокойным видом. Этим правом Матвей и воспользовался. Он с трудом просунул раненую руку в рукав рубахи, оправил кружева. Зеркало маловато… Выбрит отменно, но под левым глазом вроде прыщ… или нет, так только, пятнышко.
Протяжно вздохнула старуха, скрипнули колеса, и, стуча ободьями, кресло покатилось прочь. Варвара Петровна не издала ни звука.
Тут и лазоревый камзол сыскался. И кафтан и камзол шили прошлой осенью по присланным из Парижа патронам. Патронами называли уже раскроенную и вышитую ткань, которую потом подгоняли по фигуре. Матвей эту пару любил, одежда сидела на нем как влитая. Потом долго искал турецкий серебряный мундштук, куда же без этого мундштука на свидание? Лошадь к нему привыкла, с другим мундштуком он ее и не удержит. Все, побежал!
Наутро, когда мрачный Матвей спустился к завтраку, Варвара Петровна вместо приветствия сказала обиженно:
— Ну что? Не слушаешь тетку, вот и получай сюрпризы. Не пришла твоя инкогнито на свидание?
Ответом тетке был обиженный вздох и удивленный взгляд.
— А я еще вчера знала. Раскинула карты — ба-атюшки! За этим и к тебе потащилась. Предупредить. Опасная она, Матвей, дальняя и опасная.
— Что значит — дальняя? — Он язвительно рассмеялся.
— А то значит, что не нашего раскрою. И много у тебя будет из-за нее неудобств и опасностей всяких. Дама червей и не девица. Вдову, что ли, нашел?
Матвей поперхнулся чаем. Напиться бы сейчас в дым! Одна беда — не с кем!
17
Светский Петербург из-за взятия Дангица прямо с ума посходил. Все восхищались победой Миниха. Тут же вспоминали его прежние заслуги. И если раньше он был толковым инженером, приложившим некоторые силы в строительстве Ладожского канала, то теперь уже никто не сомневался, что он сам этот канал придумал, выкопал и шлюзами обустроил, дабы спасти от бурь и потопления многие русские суда. Военные чины от генералов до унтер-офицеров толковали о реконструкции армии, особенно упирая на то, что Миних уравнял в жалованье русских и иностранных офицеров (раньше русским за службу платили меньше). Но главное, в глазах общества фельдмаршал был теперь гениальным полководцем. Ласси под Данцигом бился-бился, но так и не взял города, а Миних приехал и в три месяца обеспечил славу России.
Дело в том, что русские давно по-крупному не воевали. Это была первая значительная победа в царствование Анны Иоанновны. При Екатерине I не было войн, про юного Петра II и говорить нечего, а здесь Россия взяла на себя ответственность за большое европейское дело и выиграла его, натянув нос и Франции, и Швеции, и даже Порте. Польша в этом списке не упоминалась, поскольку каждому было ясно, что Польше Россия принесла счастье. И по всем параметрам выходит, что «большое европейское дело» выиграл именно Миних.
