— Вам холодно? Сейчас принесут кофе. Горячий. Или вина? Хотите горячего вина?
— Хочу.
В то время как Матвей и Николь распивали горячий глинтвейн, несчастная Лизонька писала письмо любимой подруге Клеопатре. Сцена у кофейного дома была описана во всех подробностях, но главной целью послания служила приписка: «… и отдай сей вкладыш в собственные руки, может проймет его моя печаль, и прежде чем отдать, сама прочитай». Вкладыш — отдельная записка Матвею — прилагался.
Письмо Клеопатра получила на Мануила и в этот же день отослала вкладыш брату. Народная молва говорит, что в Мануилов день солнце как бы «застаивается». Клеопатра была потрясена поступком брата и совпадением этого поступка с замедлением движения планеты. В этом ей чудилось страшное предзнаменование.
10
А теперь пришло время поговорить о счастливом муже и служащем Конюшенной канцелярии поручике Родионе Люберове. Молодой человек во всех передрягах и бедах, которые навязала ему судьба, ни разу не оступился, даже в мелочах. Он умел быть сдержанным, никогда не обнаруживал в характере беспечную разудалость, но в какие бы покои ни входил, оказывался заметен.
Женат он был всего полгода, но молодая семья Люберовых и в радостях и в несчастьях своих, пока, слава богу, незначительных, была очень традиционна.
Клеопатра обожала свою мызу. Бог создал ее хорошей хозяйкой, поэтому она была всегда занята. Покладистый характер помог ей познакомиться со всеми соседями, и она часто ездила к ним в гости. И соседи тоже не обделяли ее своим вниманием, являлись на праздники всем домом с детьми и собаками. Беда у Клеопатры была одна — она редко видела мужа.
Иногда наезжала в Петербург, но снятая квартирка, в которой Родион ночевал три, а иногда пять раз в неделю, казалась казенной и неуютной. У Клеопатры хватало ума не устраивать сцен из-за рабочего графика мужа, но бывало, что и срывалась, орошала слезами его камзол.
Родиона это раздражало. Он, видите ли, никогда не рассказывает о собственной работе. «Ты пожалуйся, пожалуйся», — твердила Клеопатра, видя, что в этот приезд Родион как-то особенно мрачен. Нет, он никогда не опускался до сцен с криком и бранью, но иногда заходил в тупик. Почему Клепа, вернее Катя, так он ее называл, не понимает очевидных вещей? Как прикажешь жаловаться, если он служит у Бирона, у самодура и тирана, у чуда-юда, а уйти от него не может. Да и не умел он жаловаться!
Чтобы успокоить жену и найти правильные слова, Родион пытался вспомнить, как вели себя в этих случаях отец с матерью. Не мог… Андрей Кириллович часто горячился по пустякам, но мать побеждала его кротостью, все что-то говорит вполголоса, смотришь, и прошла буря.
А Клеопатра побеждала его тихостью, вернее молчанием, но молчание это иногда казалось опасным. Как в омуте лесном на вид все тихо, но что там внутри, в глубине, какие течения и бури — неизвестно.
И вот радость — у них будет ребенок! Это обычно потрясает молодых родителей, да и немолодых тоже. Теперь вся жизнь подчиняется будущему событию, остается только ждать и радоваться. Но, оказывается, и на этой дороге к счастью есть свои канавы и рытвины. Беременность у Клепы проходила трудно. Все было: и тошнота, и рвота, и в обморок падала, и от запахов с ума сходила. По простоте сердечной она пожаловалась на недомогание мужу, но встретила неожиданный отпор.
«Я тебя вчера звал прогуляться вдоль залива? Почему не пошла? Лекарь говорил, что прогулки весьма полезны. Ах, головы не могла поднять? Все женщины рожают, и мир от этого не перевернулся. И не говори мне про эти болезни, это дела женские, и не пристало говорить о них мужу».
А еще Родион вспоминал родителей:
«Мать бы сейчас очень помогла, но далековато она теперь, не посоветуешься».
И опять же, его отношения с Матвеем. Не скажешь, что дружба их сошла на нет, но, во-первых, разметала их судьба, а во-вторых, они теперь стали родственниками, а это как бы уже другой статус отношений. А еще Родион с Матвеем были очень разными. Война изменила князя, он стал серьезнее, сдержаннее, и когда рассказывал об ужасах войны, то находил полное понимание у деверя. Но Матвей не умел долго оставаться глубокомысленным, он очень скоро скатывался на ироничный, бесшабашный тон, которого Родион не принимал. Он вообще считал, что о серьезных вещах можно говорить только серьезно, и любое балагурство здесь неуместно.
Был еще один камень преткновения — Лиза Сурмилова. Понятное дело, когда Матвей только появился после Данцига, первые три дня разговоров о ней не было, но на четвертый о ней вспомнили. Первой начала Клеопатра.
— Невесту-то видел? — спросила она, не видя в своем вопросе никакого подвоха.
Матвей усмехнулся, но ничего не ответил и перевел разговор на другую тему.
Спустя день Клеопатра опять пристала с тем же вопросом, здесь уже Родион был рядом. Матвей и на этот раз ушел от ответа, а когда Клепка из комнаты вышла, он сказал как-то отчужденно:
— Мне бы не хотелось, чтобы мадемуазель Сурмилова знала о моем возвращении.
Скажите пожалуйста, была Лизонька, цветок души, а стала мадемуазель Сурмилова! А как это прикажете понимать, если девица все помыслы связывает с князем Козловским? Родион благодарил судьбу, что его визит к Лизе, когда про несчастного Ксаверия говорили, случился за день до приезда Матвея. Тогда он знал только, что Мотька ранен, о чем честно и доложил девушке. А если бы Лиза призвала его позднее на неделю, то он что, должен был ей соврать? Именно так, скажет обычный человек, и соврешь — не дорого возьмешь, если это ложь во спасение. Но Родион лжи между близкими людьми вообще не признавал и теперь благодарил судьбу, что случай спас его от эдакого позора.
Но, с другой стороны, он ни в коем случае не хотел брать на себя роль Лизочкиного адвоката. Не скажешь, конечно, что она вешается Матвею на шею, но могла бы вести себя и сдержаннее. Впрочем, это их дела, и не пристало ему в них мешаться. Родион и Клепе, то бишь Кате, об этом сказал. Жена пришла в неистовство, но потом подумала и нашла совет мужа верным.
Матвей уж съехал давно с мызы и жил у тетки, а Родион с женой все гадали, чем эта история кончится. Клеопатра начала было думать с опаской, что у Матвея есть свои причины скрываться от людей и его отношения с Лизой здесь ни при чем. Переживала за брата страшно, но молчала. А тут письмо от Лизы, а в письме вкладыш. Клеопатра тут же отправила вкладыш по назначению и стала ждать вестей от брата. Но первой откликнулась опять Лизонька Сурмилова.
— Все, Родя, все кончилось! — сказала Клеопатра мужу за ужином. — Лиза на крайние меры пошла. Она написала Матвею письмо, резко написала, мол, «и не приходи, и не пиши».
— И правильно сделала.
— Да, но он и не пишет и не приходит, хоть она и сообщила ему свой новый адрес на Васильевском.
— Ну?
— Что — ну? Он не пишет и не приходит. Уже три дня прошло, как письмо от Лизы получил.
