Дни императора текли монотонной чередой. Он вставал с рассветом, посещал полевые госпитали, читал телеграммы, газеты, изучал документы, прикалывал к картам маленькие флажки, наблюдал в подзорную трубу за перемещениями войск, обсуждал детали операций со своими генералами. Дела шли далеко не лучшим образом. Отступив поначалу, турки быстро вернули утраченные позиции. Объединившись под командованием Осман-паши, они создали укрепленный лагерь возле Плевны, на правом фланге русской армии. Главнокомандующий, великий князь Николай приказал захватить город, без чего продвижение в глубь Балкан оказалось бы невозможным. Одна за одной, 8 и 18 июля, были предприняты две безуспешные попытки наступления, повлекшие за собой тяжелые потери. «Хорошо еще, что турки не стали преследовать наших храбрецов, – пишет Александр Екатерине. – Иначе все погибло бы. Боюсь, как бы наше поражение под Плевной не приободрило турок».
Теперь о новом наступлении в ближайшее время не могло быть и речи. Генерал Гурко получил приказ отойти назад от перевалов, которыми он столь блистательно овладел. Одновременно с этим неутешительные известия пришли с Кавказа. После успешной кампании русские были вынуждены снять осаду с Карса, а затем уйти из Армении. Во время отступления их сильно потрепали войска Мухтар-паши. Тон английской дипломатии резко изменился и стал угрожающим. Подзуживаемая Дизраэли королева Виктория дала понять, что, если война продолжится, она вступит в нее на стороне Турции. Александр потребовал у Уэллесли объяснений. Тот в ответ лишь пробормотал: «Британское правительство не сможет противостоять мнению английского народа, которое желает войны против России». На следующий день Александр пишет Екатерине: «Если Господь ниспошлет нам удачу и мы совершим этот марш (на Адрианополь и Константинополь), никто не гарантирует, что Англия не объявит нам войну еще в этом году, несмотря на лицемерные пожелания успеха нашим войскам, которые Уэллесли передал мне от этой выжившей из ума старухи. И он не посмел это отрицать».
30 августа Осман-паша нанес третье поражение русским под Плевной. Они оставили на поле боя шестнадцать тысяч погибших. Три попытки наступления стоили им в общей сложности двадцати шести тысяч человек. Александр в отчаянии пишет Екатерине: «О Боже, приди нам на помощь и заверши эту проклятую войну во славу России и во благо христиан. Это крик твоего сердца (имеется в виду: сердца, принадлежащего тебе), которое никто не поймет лучше тебя, кумир мой, сокровище мое, жизнь моя!»
Дизраэли ликовал. Берлин предложил Александру отступить в Румынию и там перезимовать. Был спешно созван Военный совет под председательством императора. Все выглядели чрезвычайно озабоченными. На повестке дня стоял единственный вопрос: что делать? Предпринять зимнюю кампанию? Установилась холодная погода, и в Балканских горах уже выпал снег. Как подвозить подкрепления, боеприпасы и продовольствие через горную местность, где отсутствуют более или менее проходимые дороги? Отступить на левый берег Дуная? Русское общественное мнение ни за что не приняло бы позорный отказ от того, что было добыто кровью стольких солдат-героев. Нет, если не мудрость, то честь требовала остаться на достигнутых позициях и организовать по всем правилам осаду Плевны, перерезав все ее коммуникации с Софией. Приняв это решение, Александр спросил себя: сколькими жизнями ему еще придется пожертвовать и каких результатов он при этом достигнет? Полицейские донесения свидетельствовали о том, что в тылу зреет недовольство. Правительство обвиняли в слабости, администрацию – в продажности, генералов, включая великих князей, – в неспособности управлять войсками. У многих вызывала удивление пассивность императора. Вместо того, чтобы командовать, он посещает госпитали, награждает умирающих, молится на панихидах и плачет. Раз он ничего не делает на фронте, почему тогда не возвращается в Санкт-Петербург? Он заметно похудел, дышал с трудом, плохо спал. Врачи советовали ему уехать, но он противился: «Я не покину армию, пока мы не возьмем Плевну». Единственным утешением ему служили письма к Екатерине, которые он писал каждый вечер.
В начале ноября от пленных турок, захваченных во время штурма одного из бастионов крепости, стало известно, что осажденные остро нуждаются в продовольствии. Страдающие от голода, ослабленные дизентерией, деморализованные – их положение представлялось безнадежным. Тем временем к русским прибыло подкрепление – гвардия и гренадерский корпус. Кроме того, румынский князь Карл прислал им на помощь пятьдесят тысяч солдат. Окрыленный великий князь Николай предложил Осман-паше капитулировать. Тот категорически отказался и 28 ноября попытался прорваться из осажденной крепости вместе с гарнизоном, насчитывавшим тридцать восемь тысяч человек. После шестичасовой кровопролитной битвы турки уступили. Раненый Осман-паша попал в плен. Представ перед Александром, он отдал ему свою шпагу. Тот взял ее за эфес, подержал в руке и вернул владельцу, сказав: «Храните ее в знак моего восхищения и уважения». В главном редуте покоренной крепости был отслужен благодарственный молебен. На солдат пролился дождь медалей. Главнокомандующий, великий князь Николай получил большой крест Святого Георгия.
Спустя несколько дней Александр узнал, что на Кавказском фронте войска под командованием генерала Лорис-Меликова овладели, наконец, крепостью Карс. Теперь русские могли осадить Эрзерум. Они стали хозяевами Армении. На Балканах, после падения Плевны, им открывался путь на Филиппополи, Адрианополь и Константинополь. За две кампании их потери составили сотни тысяч убитых, раненых и больных. Но победа была несомненной. По крайней мере на поле боя. Ибо в кабинетах европейских правительств велась лихорадочная работа с целью свести успехи русских к минимуму. Разработав план дальнейших операций, Александр согласился вернуться в столицу для отражения дипломатического наступления.
Утром 10 декабря 1877 года он прибыл на Николаевский вокзал Санкт-Петербурга, где его встречали члены императорской семьи, министры, сановники, духовенство. Невский проспект заполнила огромная молчаливая толпа. При появлении царя раздались радостные крики. Но те, кто увидел его вблизи, поразились произошедшим в нем переменам: «Когда царь уезжал на войну, – пишет один из очевидцев, – это был высокий, бравый солдат, немного склонный к полноте. Вернулся же он сильно похудевшим, ссутулившимся, с тусклыми глазами. Всего несколько месяцев превратили его в старика». (Морис Палеолог.) Беседы, церковные службы, поздравления – Александр поспешил как можно быстрее отделаться от всего этого, чтобы очутиться, наконец, в объятиях Екатерины.
Она его пожалела, утешила, ободрила. Он сказал послу Франции, генералу Фло: «Мы уже многое сделали. К сожалению, это еще не начало конца». Турки, находившиеся на пределе своих возможностей, запросили перемирия. Александр тут же довел до сведения главнокомандующего, своего брата Николая, что об этом не может быть и речи: «Поскольку они не приняли предварительные условия, операции должны быть продолжены с максимальной энергией. Русская армия уже находилась на расстоянии трех дневных переходов от Константинополя. Возможно ли, что он, Александр, осуществит мечту Екатерины Великой? Он не смел думать об этом. Его вполне удовлетворила бы временная оккупация турецкой столицы».
В Англии царила паника. Британская эскадра вошла в Дарданеллы. Не обращая внимания на эту более чем недвусмысленную угрозу, Александр приказал брату продолжить продвижение войск к Константинополю, если полномочные представители Турции не примут его условия в течение трех дней. Турки приняли условия. Мир был подписан 19 февраля (3 марта согласно григорианскому календарю) 1878 года в маленьком городке Сан-Стефано, расположенном на побережье Мраморного моря неподалеку от Константинополя. Турция признавала независимость Черногории, Сербии и Румынии, соглашалась на создание Болгарского княжества, обязывалась провести определенные реформы в Боснии и Герцеговине и, наконец, уступала России устье Дуная, Батум и Карс, а также гарантировала право прохода через проливы как в военное, так и в мирное время торговых судов нейтральных государств.
