Кто сегодня падает, завтра может подняться.
Богач, ставший бедняком, все же богаче бедняка, ставшего богачом.
Мексиканские пословицы
АГУАСКАЛЬЕНТЕС, МЕКСИКА
1924
— Наша земля живая, Эсперанса, — сказал папа. Он вел ее за руку по пологому склону. Виноградные лозы вились по шпалерам, спелые ягоды были готовы вот-вот упасть. Эсперансе было шесть лет, и она любила гулять с отцом по виноградникам. Глядя на отца снизу вверх, девочка видела, что его глаза лучатся любовью к этой земле.
— Вся долина живет и дышит, — сказал он, простирая руку к далеким горам, стоявшим словно часовые. — Она дает нам виноград. — Папа с нежностью прикоснулся к дикому усику, который пробился к ряду лоз и словно ждал, что сможет пожать ему руку. Папа зачерпнул горсть земли и внимательно на нее посмотрел. — А ты знаешь, что лежа на земле можно почувствовать ее дыхание? Можно почувствовать, как бьется ее сердце?
— Папочка, я тоже хочу это почувствовать, — сказала она.
— Пойдем.
Они дошли до конца ряда, до покрытой травой верхушки холма.
Отец ничком лег на землю, а потом взглядом и жестом позвал Эсперансу. Девочка расправила платье и опустилась на колени. Потом она, словно гусеница, подползла к отцу и устроилась рядом. Одну щеку Эсперансы грело солнце, а другую — теплая земля. Она хихикнула.
— Тс-с-с, — сказал отец. — Знай, ты почувствуешь биение ее сердца, только если будешь лежать тихо-тихо.
Она подавила смех, сильнее прижалась к земле, но ничего не услышала.
— Она молчит, папа.
— Агуантате тантиво и ла фрута каэра эн ту мано, — сказал он. — Подожди немного, и плод сам упадет тебе в руку. Ты должна набраться терпения, Эсперанса.
Она ждала и тихо лежала, глядя в глаза отцу.
И почувствовала, как — сначала слабо, потом все сильнее — билось сердце земли: тук-тук, тук-тук. Сначала она ощущала это телом, а потом и на слух: тук-тук, тук-тук.
Эсперанса не отрывала глаз от отца, не в силах произнести ни слова. Она боялась, что этот звук исчезнет и она навсегда позабудет, как чувствовала сердцебиение долины.
Девочка все сильнее вжималась в травянистый склон, пока ее дыхание не слилось с дыханием земли — и отца. Теперь три сердца бились вместе.
Эсперанса молча улыбнулась ему — зачем слова, если глаза говорят всё сами.
Отец ответил ей улыбкой, словно говоря: «Да, я знаю, Эсперанса, ты это почувствовала».
ВИНОГРАД
Шесть лет спустя
Отец протянул Эсперансе нож. Короткое лезвие было изогнуто словно серп, толстая деревянная рукоятка пришлась точно по ее ладони. Обычно сбор урожая открывал старший сын фермера, но Эсперанса была единственным ребенком в семье, папиной гордостью, поэтому ей и оказывалась эта честь. Она видела, как вечером отец затачивал нож на точильном камне, и знала, что он стал острым как бритва.
— Осторожно, — сказал ей папа, — береги пальцы.
Августовское солнце предвещало сухой день в Агуаскальентесе — так назывался мексиканский штат, где они жили. Все, кто обитал или работал на Ранчо де лас Росас, Ранчо Роз, собрались на краю поля: семья Эсперансы, слуги в длинных белых передниках, пастухи (по-местному — вакерос), уже в седлах, готовые ехать к своим стадам, и кампесинос, полевые работники, державшие в руках соломенные шляпы и ножи. Защищаясь от солнца, пыли и пауков, они надели рубашки с длинными рукавами и мешковатые штаны, перехваченные веревками на лодыжках, и повязали банданы, чтобы закрыть лоб и шею. Эсперанса, напротив, была в легком шелковом платье, летних туфлях и без шляпы. На голову она повязала бант из широкой атласной ленты, концы которой струились по ее длинным темным волосам.
Отяжелевшие от сока грозди созрели. Родители Эсперансы, Рамона и Сиксто Ортега, стояли рядом с ней. Мать девочки, высокая и стройная, гордо носила корону из тяжелых кос, венчавших ее голову. Отец был едва ли выше своей жены, но концы седеющих усов залихватски закручивал вверх. Он протянул руку к виноградным лозам, подавая Эсперансе сигнал. Девочка двинулась вперед, потом оглянулась — родители улыбкой подбодрили ее. Дойдя до ряда лоз, она отвела листья и осторожно сжала толстый стебель. Быстрое движение ножа — и тяжелая гроздь упала в подставленную руку. Эсперанса вернулась к отцу и протянула ему виноград. Отец поцеловал гроздь и поднял ее повыше — чтобы все увидели.
— Урожай созрел! — воскликнул он.
— Оле! Оле! — Радостные крики огласили поле. — Ура! Ура!
Кампесинос разошлись по полю и начали собирать виноград. Эсперанса стояла между мамой и папой, держа родителей за руки, и восхищалась тем, что видела.
— Папочка, это мое любимое время года, — сказала она, видя, как яркие рубашки медленно движутся среди лоз. Телеги, погромыхивая, свозили урожай в большие амбары, где винограду суждено храниться, пока не наступит срок везти его на винокуренный завод.
— Не потому ли, что как раз после сбора урожая мы отпразднуем чей-то день рождения? — спросил папа.
Эсперанса улыбнулась. Когда созревал виноград, она становилась старше на год. В этом году ей исполнится тринадцать. Через три недели, когда весь урожай будет собран, мама с папой устроят фиесту, праздник, — по случаю завершения работ и ее дня рождения.
Марисоль Родригес, ее лучшая подружка, приедет на праздник вместе со своей семьей. Ее папа выращивал фрукты на своем ранчо, которое располагалось по соседству. Хотя их владения и разделяли несколько акров земли, каждую субботу девочки встречались под дубом, который рос на склоне холма между двумя ранчо. На празднике будут и другие ее подруги, Чита и Бертина, но Эсперанса виделась с ними не так часто, потому что они жили далеко. Уроки в школе Святого Франциска до конца сбора урожая не начнутся, и Эсперанса успела соскучиться по своим подругам. Когда девочки собирались все вместе, то говорили только об одном: о первом причастии и о первом выезде в свет, когда им исполнится пятнадцать. До той поры оставалось еще два года, но тем для разговоров было хоть отбавляй: длинные белые платья, которые они наденут, балы и приемы, на которых они впервые будут присутствовать, юноши из самых богатых семей, которые будут с ними танцевать. После причастия они станут взрослыми, за ними будут ухаживать мужчины, они смогут выйти замуж и стать хозяйками ранчо — такими, как их матери. Впрочем, Эсперанса мечтала, что она со своим будущим мужем навсегда останется с мамой и папой. Она просто не могла себе представить, что сможет жить где-то еще, кроме Ранчо де лас Росас. Или что в их доме будет меньше слуг. Или что рядом не будет людей, которые так сильно ее любят.
Урожай собирали три недели, и теперь все жили в предвкушении праздника. Эсперанса помнила мамины наставления, когда срывала розы в саду: «Завтра на всех столах должны быть букеты роз и корзины винограда».
