– Господи! Очисти нас, грешных, и помилуй!
Был из-под самого алтаря голос:
– Не помилую! Священник повторил:
– Очисти нас грешных! Помилуй!
– Не помилую! В третий раз прокричал священник:
– За что, Господи, отвергаешь просьбы мои? Помилуй!
И, услышав ответ, проклинал про себя богохульника.
8
Суровый отец снял вожжи и дождался сына. Поймав его, как угорь юркого, и, зажав голову между ног, смахнул штаны и с огорчением ударил:
– Вот тебе, озорник, за Господа нашего, Вседержителя. Не богохульствуй, выполняй заветы Его, как и положено православному. Аминь!
И ударил второй раз, очень огорчаясь:
– Не задевай ни словом, ни делом священника, ибо он для веры сюда поставлен, для доброго напутствия – он крестил, он женить будет, он нас и схоронит – куда нам без попа? Вот тебе за Иисуса Христа. Аминь!
Третий раз сокрушенно ударил:
– За Святого Духа! Не потакай своему юродству, над людьми не смейся, грех обижать умом обиженных. Аминь!
Так, выдрав, сидел печальный. И сказал жене:
– Чем прогневал я Бога? Чту законы Его и отношусь по-христиански к странникам. В церковь хожу чаще прочих и справляю все посты. Крепко мое хозяйство – оттого, что тружусь от зари до зари. В кого же тогда баловник и шельмец? Откуда набрался он бранных слов, непотребных выходок? Будоражит честных людей, и стыдно мне уже в глаза смотреть соседям. Что же будет, когда подрастет?
Зашлась в плаче матушка, кинулась искать любимого сынка – но не нашла нигде: ни во дворе, ни на улице. И плакала, возвратившись домой, о нем убивалась.
Беспутный же сынок как ни в чем не бывало бежал к дурачку Теле, который один слонялся за околицей. Дурачок дружку обрадовался.
Смастерил плут дудочку-свирельку и сидел под березой – далеко отсюда были видны леса и поля и убегала вдаль дорога.
Играл на дудочке расторопный Алешка, а дурачок отплясывал.
А малой пел:
– Батька пропил мою шубу,
Я пропью его кафтан.
Если мамка заругает,
Я пропью и сарафан.
Горя ему было мало!
9
Зимою два слепца застучали в ворота Алешкиного дома. Били по воротам слепцы клюками:
– Подайте людям замерзшим, слепеньким да бедненьким.
Переговаривались, закатив невидящие глаза к небу:
– Чуем, спускается кто-то с крыльца. Спешит-поспешает добрый человек с хлебцем, с копеечкой. Стучит добренькое его сердечко, готов убогим подать на здоровье!
И еще прислушались:
– Не малое ли то дитятко? Не скрипят ли по снегу шаги самого ангелочка-херувимчика?
Плут отвечал утвердительно:
– Не иначе, спешит к вам херувимчик! И захватил с собою две сосновые чурочки:
– Вот вам хлебушко, застывший с мороза. Ничего, разгрызете, зубы-то вам Господь еще оставил!
И совал им железку:
– А это рублик вам от нас с папашею. Пошли те несолоно хлебавши – плут же над ними хохотал:
– Как вам хлебцы? Как рублик подаренный?
Узнал про то батюшка, накинулся на сына:
– За что обидел калик? За что смеялся над перехожими?
Алешка ответил:
– Уж больно они стонали, мне спать не давали! Да и то – отчего по моим воротам стучали клюками? Отчего на мой двор заходили убогие? Может, еще и в мою избу впустить оборванных? Уложить на полати? И то, батюшка, не много ли мошенников шляется, не многие ли убогими выставляются?
Вскричал тогда батюшка:
– В кого ты такой бессердешный, насмешливый? Благонравие должно быть в тебе! Иначе пойдешь кривой дорожкой, обрывистой тропкой… Разве благонравный отгоняет странников, смеется над убогими? Разве шастает с утра до вечера, огорчает родителей? Благонравие в тебя войти должно!
– Ах! – закричал тут сынок, хватаясь за горло.
Всполошилась матушка:
– Что с тобою, дитятко? Не поперхнулся ли? Не задавился?
– Нет! Не иначе в меня благонравие входит! Не проглотить сразу, вот я и поперхнулся! Вот теперь, чую, проскользнуло. Сидит теперь внутри меня благонравие…
И поднял ногу.
Вознегодовал отец. Объяснил ему непутевый сын:
– Благонравие-то в меня вошло, а дурости не осталось местечка. Вот она и выходит с треском!
Сокрушаясь, добавил:
– Видно, сильно дурость моя благонравию не понравилась!
Только его и видели.
10
Пришла масленница. Плут сказал:
– Хочу в город с папашею! Охнула матушка:
– Куда тебе, малой тростиночке, в город? Затопчут тебя на ярмарке. Украдут цыгане! Потеряешься – не отыщем.
Отец же решил:
– Хватит ему бездельничать! Пусть попривыкнет к работе. Не век сидеть ему возле твоего подола.
И запрягал лошаденку. Приехали в город, на площадь – всюду гуляла ярмарка. Отец наказал малому:
– Пока я товар раскладываю, никуда не отлучайся. Иль не слыхал, цыгане хватают малых? Иль не слыхал, как топчут детей в базарной толчее? Я же за послушание куплю тебе калач!
Не послушал сынок. Крутились неподалеку медведь с мужичком. Очертив круг по снегу, говаривал мужичок старому мишке:
– Ну-ка, Емельяныч, покажи нам, как солдатушки маршируют!
Косолапил мишка с палкой на косматом плече.
– А как девки в зеркало смотрятся? Принимался медведь показывать девок, язык высовывая, жеманясь и прихорашиваясь.
Алешка пробрался под ногами глазеющих, прихватив с торговых рядов жгучего перца. Когда мишка на публику попятился задом, сыпанул ему незаметно под хвост. Поднялся Емельяныч на задние лапы, заревел и кинулся в толпу – сделалась великая толчея, все бросились на ряды, топча товары, смахивая лавки, – мчался медведь, опрокидывая барышень и городовых, – вмиг разбежалось гулянье.
11
Долго бродил безутешный отец, спрашивая приставов да околоточных – не видел ли кто мальчишку, шустрого и вихрастого. Перекрестясь, влезал в балаганы – не там ли он глазеет на представления. Надеялся и на каруселях сыскать сорванца. И горевал – как без сынка вернется домой, что скажет своей жене.
12
В то же самое время на другой площади зазывал, кривляясь, беспутный Алешка народ в палатку:
– Не пожалейте, господа, копеечку! Прокачу вас вокруг всего белого света!
Рядом стоял и хозяин палатки, старый цыган. Находились ротозеи – маленький плут хватал за руку любопытного, заводил в палатку, где было пусто, лишь на столе горела свечка. И обводил вокруг того стола. Посетитель оказывался на улице озадаченным. Алешка же вновь верещал, приманивая бездельников, звенели копеечки за пазухой у малого, цыган, между тем, потирал руки, время от времени принимался мальчишка напевать да приплясывать:
