– И представлять не хочу! – заявил Мури.
Не выдержав, домовой принялся браниться:
– Молодо-зелено! И впрямь, недавно вылупился, а уже готов поучать налево-направо. Сосунок ты этакий. Поживи-ка с мое!
– Я утверждаю: вся ученость ничего не стоит, – спокойно твердил кот, – но он, твой хозяин, кажется, зашевелился. Вот я и выскажу ему свое благоволение.
Домовой не на шутку вскипел:
– Выискался благодетель!
– Многие, подобные тебе, не стоят и моего когтя, – холодно сказал Мури. – А твой хозяин любопытен.
Осадив подобным образом возмущенного знатока Шиллера, кот прямиком направился в библиотеку, прошелся мимо стеллажей, совершенно равнодушно скользнув взглядом по томам Толстого и Майеринка и осчастливил Хелемке своим появлением. Он немедленно принялся тереться об инвалидную коляску. Доктор, застывший до этого в круге торшерного света, встрепенулся и, нагнувшись, разглядел поощрителя.
– Все это суеверия одиноких дур, – пробормотал он. – Неужели тебя не снабдили колбасой и сметаной? Быть такого не может. Фрау Хоспилд любит возиться с такими, как ты, обормотами.
Мури продолжал поощрительство. Хелемке заявил уже совсем нетерпеливо:
– Отстань от меня, существо!
Однако появление кота вывело его из многочасовой задумчивости. Доктор подкатил к закиданному бумагами столу, на котором хозяйничал бледный свет полнолуния. Кнопки телефона – эти светлячки – услужливо вспыхнули. Все свое нетерпение заговорщик излил в проснувшуюся трубку.
– Герр Моллит! Он отказал. Да-да. Я говорю об этом самонадеянном Честфилде. Он взялся меня поучать! Вся надежда на вас…
Да, немедленно. Примите предложение. Как и договорились. Экономка прячет ключи, но у меня запасной… Будьте ровно в пять возле второго выхода – мне понадобится еще кое-какое время, чтобы собраться.
– Он уходит! – в отчаянии вскричал домовой, увидев, как Хелемке, вручную толкая колеса, прокатил мимо дивана в гостиной, на котором почивала фрау Хоспилд (старая дева заснула только к утру).
Герр Хелемке с профессиональностью вора бесшумно прокрался на кухню и, обогнув огромный стол, вырулил к черному входу. Доктор заранее оделся и натянул трогательную шапочку с помпоном. Стало слышно, как к дому подъехала машина. Даже не оглянувшись в сторону гостиной, где разнежилась фрау, Хелемке отомкнул двери. Сквозняк пробежался по распахнутым залам, но ни ветерок, ни холод не возвратили стражницу из утренних сновидений.
– Герберт бросает портреты предков, библиотеку! – продолжал неслышно вопить дух дома. – Что бы сказали на это его дед и отец? Бог ты мой! – раскачивался и прыгал домовой, напуганный и дрожащий, готовый вот-вот лопнуть от напряжения. – Мой хозяин опять свалится с ужасной скалы!
Домовой в отчаянии заметался под библиотечным потолком, натыкаясь на многочисленные книжные полки, летая над Аристотелем, Платоном и Ницше, отталкиваясь от Декарта, Гегеля и Ксенофонта. Книги безмолвно терпели все эти прыжки и полеты, а Мури вот что заявил:
– Ну, с какой стати ты распрыгался и распсиховался? Твой хозяин хоть чем-то занялся, а большинство двуногих, которых я встречал в пути, совершенно не знают, что им делать. Они прячут в песок голову, толкаются туда-сюда, верят в чепуху насчет приносимого котами счастья, а от этого только портят жизнь таким, как я… Да будет тебе известно, я восхищен твоим хозяином – пусть хоть он и трижды расшибется в лепешку! А экономка – обыкновенная дура!
– Помилосердствуй! – возопил домовой, которого передернуло от подобного заявления. – Как ты смеешь презирать женщину, вызволившую тебя из петли? Ту, которая принесла тебя в дом, накормила и обогрела!
– Разумеется, дура, – ничуть не смутившись, повторил кот. – Всю жизнь, словно безмозглая курица, толчется на кухне, дрожит при виде каждого порядочного самца. И весь путь ее – на ближайший рынок!
– Неблагодарный! – трясся домовой.
– Ты слишком привык к своему мирку, – снисходительно сказал Мури. – А ну-ка дом с этой твоей библиотекой разорвется в клочья, и все твои книжки полетят вверх тормашками в разные стороны… А уж я видел, как разрываются на части дома! Рано или поздно это произойдет, можешь не сомневаться. Что же ты тогда станешь делать? Бесславно угаснешь на куче разбросанного хлама?
В это время старая дева проснулась. Укоряющий вопль разнесся по дому. Экономка еще некоторое время хлопала себя руками по непривлекательным бедрам. А Мури подошел к ней и принялся похрупывать, потрескивать и тереться о ноги фрау, похожие на две хворостины в тапках. Минуты не прошло, как на кухне он уже заглатывал печенку, не слушая укоров совершенно потерянного домового, который бродил рядом, задыхаясь от негодования.
Тем временем экономка, накинув пальтишко, спустилась с крыльца и провела свое незамысловатое расследование. Она увидела, что веревки исчезли, кроме того, разглядела виляющие следы коляски, еще одни следы и, наконец, отпечатавшиеся на снегу протекторы. Фрау наконец что-то сообразила и, позабыв о распахнутых дверях, бросилась вон из дома.
Насытившись, кот закатил глаза и с непередаваемым изяществом потянулся. На его морде было написано наслаждение. Домовой продолжал его укорять, обвиняя в черной неблагодарности.
– Да, так оно непременно и будет! – ответил Мури. – Я приму и печенку, и плед и удалюсь, когда сочту нужным.
Удалившись, кот посетил город Заделен, затем побывал в Ионенрауге и, наконец, добрался до приграничного Зальцбурга.
А шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, владелец тридцати жен и пятнадцати месторождений, на этот раз разместился в кабине моноплана «Удача» (размах крыльев тридцать четыре метра), оснащенном моторами, созданными на заказ фирмой «Прайд энд Уитни» всего в четырех экземплярах (каждый тянул на миллион долларов). 10 февраля 1994 года в 10.00 по местному времени моноплан шейха, провожаемый криками журналистов и плачем безутешных жен превратился в точку на фоне безупречно чистого аравийского неба.
Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим благополучно пролетел двадцать пять тысяч миль, прежде чем над Атлантикой попал в область урагана невиданной силы, обойти который не представлялось возможным. После семичасовой болтанки Абдулле Надари Ак-Саиду ибн Халиму удалось дотянуть до африканского берега и пролететь еще добрую сотню миль в безуспешной попытке найти в джунглях хотя бы крохотную поляну. Он обрушил свой истерзанный птеродактиль на крошечную полоску в Экваториальном Конго. Высыпавшие из леса пигмеи с ужасом разглядывали груду драгоценного лома.
– О, Аллах, Великий и Милосердный, я наконец-то понял, что за знак Ты подавал мне! – вот что прошептал Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, после того как очнулся благодаря помощи местного знахаря (снадобье из листьев ягомбы). – О, Творец всего сущего, поистине я был слишком самонадеян! Себялюбец, я дал своим ничтожным творениям имена «Виктория» и «Удача». Я осмелился уповать на торжество механизмов, вместо того чтоб полагаться во всем лишь на Тебя, Отца всего сущего на земле! Поистине разум мой помрачился в гордыне! «Надежда» – вот как со смирением нареку я новое детище. Ничтожнейший из рабов, не имеющий права даже стряхивать пыль с ног последнего слуги, я даю обет посвятить Тебе, Всемогущий и Справедливый, свою единственную мечту, к осуществлению которой, клянусь любимыми детьми, стану готовиться незамедлительно…
