Явился, тяжело ступая, молчаливый Фердикка. Менее корыстный, чем свора прочих сподвижников царя, Фердикка, как всегда, был облачен в глубокий хитон, опоясан потертым ремнем без всяких блях и побрякушек и, будто нарочно, щеголял в стоптанных и неказистых сандалиях. Он казался на вид тупым и неотесанным, и только Александр знал, как умен и зорок его первый телохранитель. Именно из-за ума и бескорыстия царь доверял Фердикке, как себе. Такой не продаст. Фердикка презирает мелких людишек, преследующий один другого из-за пустяковых страстей, важных только для них самих. Он любит лишь Александра, ибо считает, что молодой царь, с его размахом, не зря живет на свете, ему стоит помогать.
Ветер, поднявшийся после завтрака, трепал кисти шатра и надувал полотнище, словно парус. От беспокойного пламени кедрового факела по длинному, костлявому, носатому лицу Фердикки пробегали колеблющиеся теневые пятна.
— Притащился грек из средней пехоты, — проворчал Фердикка. — Просится к тебе.
— Зачем?
Фердикка пожевал ус, потом брезгливо сказал:
— Донос.
— О? — Александр приподнялся на локте и натянул на голую грудь пестрое восточное покрывало. — Зови!
Показался Дракил. Его круглое, обрюзгшее, хитрое лицо так и лоснилось от жира. Он сделал три шага вперед и совершил то, до чего не унизился бы ни один грек или македонец, — опустился перед царем на колени. Это понравилось потомку Филиппа. Он милостиво кивнул Дракилу:
— Рассказывай!
— Феаген, командир сорок четвертого малого отряда средней пехоты греков, распространяет среди воинов ложные слухи о твоем величестве. Говорят, будто отец твой не Филипп, будто ты (не смею вымолвить…) родился от какого-то наемного фракийца. Он тебя назвал (страшно сказать!) разбойником, а не сыном бога Аммона. И говорил много других непотребных слов.
Дракил умолк и низко склонил свою лысую голову. Окруженная венцом черных волос, лысина походила на вычищенное дно медного котла.
— Ты слышал Фердикка? — спросил царь у телохранителя.
— Да, — коротко ответил Фердикка.
— Волоки этого Феагена ко мне. А ты, как, тебя… Дракил? Ты скройся за пологом и сиди, пока не позову.
Купец послушно спрятался. Лицо Александра не изменило выражения — он беззаботно улыбался. Всю жизнь его окружали заговорщики. Царь вспомнил Павсания, — знатный македонский юноша, которого никто не подозревал в измене, на пиру неожиданно убил Филиппа. Спустя некоторое время полководец Аттал едва не взбунтовал войска. Даже тогда, когда Александр, казалось, водворил в Элане спокойствие, покорил Малую Азию и добрался до Сирийских Ворот, мятежные Афины отправили послов к Дарию.
"Дети собак, — беззлобно выругался Александр про себя. Люди, достойные презрения, не вызывали в нем гнева. — Чего они хотят? Зачем напрасно жертвуют собою? Подобно мерзким ужам, извиваются они у меня под ногами, бессильные даже укусить. И, словно ужи, издыхают, раздавленные моей стопой. Неужели они полагают, что можно остановить меня-меня, сына бога Аммона? — Македонец недоуменно пожал плечами. — Скопище червей… Я уничтожал их и буду уничтожать…"
Он так верил в себя, в свое призвание и неуязвимость, что донос Дракила даже рассмешил его, как рассмешили бы Геракла угрозы пятилетнего ребенка. Когда Фердикка привел в шатер бледного Феогена, царь лежал все в той же позе, опираясь локтем на ковер.
— Привет Александру, — сказал Феаген глухо, снял с головы шлем и остановил выжидательный взгляд на лице повелителя.
— Феагену привет, — ответил Александр добродушно. — Говорят, ты обо мне плохо отзывался. Правда?
Феаген отступил на шаг. Все понятно, Дракил на него донес. Отпираться недостойно.
— Правда, — признался Феаген; брови его резко сошлись на переносице.
— Почему ты это сделал?
— А ты? — Феагену уже было нечего терять. — Почему ты сделал то, что сделал?
— О! — Александр приподнялся, сел уставился на Феагена. — Разве я тебя обидел чем нибудь?
— Обидел.
— Чем?
Феаген движением ладони показал на свой шлем и кирасу.
— Тебе плохо на войне? — сухо спросил Александр.
— Плохо.
— Другие не жалуются. В Азию пошли без рубах, теперь у всех золото позвякивает в сумке.
— У меня не позвякивает.
— Почему?
— Грабить не умею.
— Грабить не умеешь? — брови Александра изогнулись еще круче, чем тогда, при обходе. — Что же так?
— Меня самого ограбил мой дядя Ламах. И я страдал. Ограблю кого также будет страдать. Нехорошо.
— А! — Царь закусил губу, чтобы не выдать раздражения. — Но тут же Азия. Грабить варвара не грех.
— Все равно человек.
— Да ты совсем дурак, я вижу! — проворчал Александр сердито. Видимо, зной Востока плохо действует на твою голову. Вдобавок, на тебе панцирь, тебе тяжело. Разрешаю снять. Советую перейти в легкую пехоту. Завтра пойдешь впереди всех и начнешь бой. Прохладный воздух полей освежит твой мозг, и ты перестанешь болтать небылицы о твоем царе. Ты понял меня?
— Да, — угрюмо отозвался Феаген. Александр приговорил его к смертной казни, — тот кто идет в голове войска и завязывает бой, редко остается в живых. Проклятый болтун! Кто тянул тебя за язык? Не наговори ты сегодня всякой чепухи, не стоять бы тебе сейчас перед царем. Мышь рыла, рыла — и дорылась до кошки. Не пасть ли ниц перед македонцем, не вымолить ли у него прощение? Нет, Феаген — свободорожденный гражданин Афинского государства, ему не пристало унижать честь своего города. И как ни сожалел марафонец о случившимся, он не потерял головы и ждал, внешне спокойный, хотя и пасмурный, что будет дальше.
Александр повернулся к Фердикке и произнес несколько странных протяжных слов. По звучанию и строю его речи казалось, что он изъясняется на греческом языке. Но говор македонцев был смешан с фессалийским, эпирским и фракийским, поэтому Феаген ничего не разобрал. Зато Дракил, который три года жил на родине Александра, хорошо понял царя.
— Вот каковы эти афиняне! — сказал сын Филиппа. — Самому Зевсу их не переделать. Отправь мерзавца к стрелкам Балакра. Утром в бою какой-нибудь варвар догадается пробить его стрелой.
— А если не догадается?
— Значит, счастливец этот грек. — Александр зевнул. — Останется жив пусть живет. Уж не думаешь ли ты, что я его испугался? На заговорщика не похож. Он просто глуп.
Фердикка взял марафонца за шиворот и вытолкнул из шатра. Александр окликнул Дракила. Купец опять повалился на ковер.
— Ты поступил хорошо. — Александр снял с пальца золотой перстень и кинул его Дракилу, как собаке кость. — Слушай, о чем говорят воины, и рассказывай мне. Назначаю тебя командиром отряда вместо Феагена. А теперь — прочь, я спать хочу.
