— Займитесь этими олухами, Бельяр! Пусть побудут здесь, но так, чтобы я их не видел! Уберите их куда-нибудь. Руки чешутся расстрелять обоих!
* * *
Капитан Луис Даоис стоит, привалившись плечом к стене. Он не питает иллюзий. После разгрома, постигшего штурмовую колонну, новых атак французы больше не предпринимают, однако стрелки продолжают вести частый огонь. Парк окружен со всех сторон, и артиллерийская прислуга по большей части прячется в укрытии, спасаясь от вражеских пуль. В треугольнике, образованном Монтелеоном, монастырем Маравильяс и соседними домами, передвигаться можно только бегом, то и дело припадая к земле. Кроме того, капитан Гойкоэчеа, который со своими волонтерами и изрядным числом горожан по-прежнему сидит на верхних этажах главного корпуса, только что сообщил: от Сан-Бернардо, мимо фонтана Маталобос выдвигаются неприятельские пушки. Налицо явные признаки того, что французы готовят новый штурм — по всем правилам — и на этот раз твердо надеются на успех.
— Ну, как ты оцениваешь положение? — спрашивает, попыхивая трубкой, Педро Веларде.
Даоис переводит на него взгляд: сабля в ножнах, два пистолета за поясом, на мундире не хватает нескольких пуговиц, полуоторванный эполет болтается на плече, лицо в грязи и копоти — Веларде больше напоминает сейчас контрабандиста из Ронды, нежели штабного офицера. Впрочем, едва ли я выгляжу презентабельней, думает Даоис.
— Скверное, — отвечает он.
Оба офицера некоторое время молчат, чутко прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Если не считать щелкающих время от времени ружейных выстрелов, в Мадриде стоит тишина.
— Что лейтенант Руис? — осведомляется Даоис.
— Очень плох. Он в сознании и мучается ужасно… Отважный малый, а? Молодец.
— Может быть, надо перенести его в монастырь, пусть бы сестры попробовали как-нибудь облегчить его страдания?
— Его лучше не тормошить. Он потерял много крови и вполне может умереть по дороге. Лежит в офицерской комнате вместе с другими ранеными, нашими и французскими.
Веларде кратко вводит друга в курс дела. Защитники Монтелеона насчитывают теперь не более пяти-шести офицеров, десяти артиллеристов, тридцати примерно волонтеров короны и около трехсот гражданских лиц — человек пятьдесят обслуживают пушки и прикрывают парк огнем из окон и с балконов окрестных домов; еще сколько-то во главе с Веларде стоят в воротах или засели с Гойкоэчеа в окнах третьего этажа; и остальные обороняют заднюю часть парка — впрочем, там наибольшее количество дезертиров. К этому следует еще прибавить тех, кто выделен охранять тринадцать французских офицеров, запертых в караульном помещении, и двести солдат, размещенных в казарме и мастерских. Что же касается боеприпасов, то патроны на исходе, количество пороховых зарядов наводит на самые печальные мысли, а картечи нет вовсе: в том случае, если удастся подпустить французов достаточно близко, ее должен будет заменить один-единственный мешочек с кремнями для ружейных замков.
— Пусть только сунутся, — угрюмо замечает Даоис.
Веларде, посасывая мундштук, как-то беспокойно поводит плечами. «Потерял кураж», — отмечает про себя Даоис. При всей своей восторженности даже Веларде теперь не под силу обманывать себя.
— Сколько еще атак мы сумеем выдержать? — спрашивает он.
Впрочем, это не столько вопрос, сколько размышление вслух. Даоис скептически качает головой:
— Хватит с нас и одной — если будет проведена толково и грамотно…
Оба они какое-то время молча наблюдают за тем, как солдаты и горожане, пользуясь затишьем, стараются защитить пушки от стрелков — прикрывают их двумя выкаченными из парка передками и какой-то мебелью из окрестных квартир. Веларде морщится:
— Думаешь, поможет?
— Немного поднимет боевой дух.
Из-за ограды парка появляется молоденькая девушка — юбка перепачкана и разодрана, руки голы, волосы убраны под туго завязанный платок — с двумя бутылями вина и предлагает капитанам освежиться. Оба отвечают, что, мол, нет, спасибо, лучше солдат угостите, и она, наклонив голову, торопливо идет к стоящим возле пушек. Даоис так никогда и не узнал, что живет она по соседству, на улице Сан-Висенте, зовут ее Маноли Армайона-и-Сейде и от роду ей тринадцать лет.
— Боюсь, в Мадриде все уже кончено, — вдруг произносит Веларде. — И ты был прав. Никто и пальцем не пошевелит в нашу защиту…
— А чего ты ждал?
— Чего ждал? Порядочности. Мужества. Патриотизма. Сам не знаю… Позорная страна, эта наша Испания… Еще ждал, что наш пример вдохновит других.
— Ну вот и убедился.
— Я хочу спросить тебя, Луис… Скажи, когда мы вели переговоры с французами, ты думал о том, чтобы сдаться?
Даоис долго молчит и наконец пожимает плечами:
— Думал, наверно.
Веларде, продолжая посасывать трубку, искоса и задумчиво оглядывает его. Потом, качнув головой, говорит:
— Ладно… В любом случае это уже не имеет значения. После того как мы повели себя хуже последних дикарей, обстреляв парламентеров под белым флагом, о капитуляции можно забыть. Так?
Даоис улыбается через силу:
— Да, едва ли это имело бы успех.
Веларде в свою очередь отвечает ему улыбкой, кривой и вымученной:
— Разумеется, лучше погибнуть здесь, в бою, чем ждать, когда тебя на рассвете выведут к крепостному рву и хлопнут.
Даоис, устало приподняв голову, показывает подбородком на мужчин и женщин, скорчившихся за утлой баррикадой, которая прикрывает пушки.
— Скажи это им.
Пот, перемешанный с пороховой копотью, превратил лица людей в серые маски. Солнце шпарит, как ему и положено в эти часы, и вполне очевидно, что усталость, напряжение, близость смерти берут свое. Тем не менее большинство поглядывает на офицеров с надеждой и доверием. У ограды монастырского сада, в кучке вооруженных горожан, устроивших себе краткую передышку здесь, куда не долетают французские пули, Даоис замечает мальчика лет десяти-одиннадцати — кажется, его зовут Пепе Армадор, — того самого, что пришел сюда, увязавшись за старшими братьями. Сейчас он нахлобучил на голову французский кивер. Чуть подальше, прямо на земле, между Гомесом Москерой и сержантом Эусебио Алонсо уселась с огромным кухонным ножом в руке Рамона Гарсия Санчес. Встретившись с капитаном глазами, она посылает ему лучезарную улыбку.
— Они по-прежнему верят тебе, — говорит Веларде. — Нам.
Даоис снова пожимает плечами.
— Если бы не это, — отвечает он искренне, — я давно бы уже сдался.
* * *
Между часом и двумя с балкона одного дома по улице Фуэнкарраль литератор и отставной морской инженер Хосе Мор де Фуэнтес, вместе со своим другом Венансио Луной и его шурином-священником, наблюдает, как через ворота Санта-Барбара с барабанным боем и развернутыми знаменами входят в город французские войска. Мор де Фуэнтес, покружив по городу, собирался было вблизи посмотреть, что же такое делается у парка Монтелеон, но на углу улицы Пальма его остановил пикет. По счастью, хорошее знание французского языка помогло ему выпутаться из более чем вероятных неприятностей.
