Книга Карфаген должен быть разрушен, страница 27. Автор книги Александр Немировский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Карфаген должен быть разрушен»

Cтраница 27

— Не валяются, — согласился Андриск. — А умеючи подобрать можно. Однажды еду я, посвистываю, вдруг вижу: горит костер, вокруг какие-то люди сидят. Время между тем позднее…

— Испугался? — спросила Элия.

— Не без того. Слышу, однако, зовут меня к костру. Невежливо, думаю, отказываться. Ну, подсел к ним. Поговорили о том о сем. И пригласили они меня в свою компанию. Оттуда и деньги.

— Ты меня пугаешь, — протянул Блоссий. — Честные люди, когда стемнеет, дома спят. Только разбойники…

— Нет! — запротестовал Андриск. — К разбойникам я бы не пошел.

— Пастухи?

— Вот еще! С пастухами мне не по пути, да и скучно. А тут и дело мое не пострадало — Филонику я три повозки шкур отвез, — и мне интересно, и всем весело.

— Весело? — удивился Блоссий. — Да скажи ты, наконец, что это за люди?

— Макк, Буккон, Доссен. А сам я Паппом был.

— Так ты был бродячим актером! — воскликнул Блоссий. — Что ж! Могу тебе сказать, театр — хорошая школа. Он развивает наблюдательность, сообразительность. Актер, меняя маски, живет не одной, а несколькими жизнями, перевоплощаясь в своих героев…

— Можно посмотреть, как ты играешь? — спросила Элия.

— Ты уже видела! — возразил Блоссий. — Андриск, прервав наш урок, сыграл несколько сценок. Первая — встреча, вторая — на дороге, третья — в мастерской скульптора. Думаю, этого хватит.

В ТАБЛИНЕ КАТОНА

Обещая написать римскую историю на латыни, Катон утаил, что работает над нею много лет. Ему, как никому другому, были понятны трудности, заставившие Авла Постумия излагать историю Рима по-гречески. Когда Катон изучал написанные греками агрономические труды, ему было легко вместо греческих слов найти подходящие латинские — сошник, саженцы, перегной, хворост, пар. Но каким латинским словом можно передать греческое «история»? Многие латинские авторы давали своим сочинениям название «летопись». Однако Катон не собирался излагать события год за годом, а ставил целью выяснить, как возник римский народ и как он достиг могущества, сначала в Лациуме, затем в Италии, наконец, во всем мире.

Ближе всего к «Истории» было латинское «Исследование». Но назови он так свои писания, его примут за какого-нибудь медика или астронома, наподобие Сульпиция Гала, и спросят: «Ну что ты там, Катон, наисследовал?»

Можно, конечно, назвать проще: «Молва», — ведь он собирает предания, древнейшие и достоверные, а не сочиняет, как греки. Но ведь тогда скажут: «Ты, Катон, всяких слухов понабрал, а мы хотим истину знать!» — «Истина — неплохое название, ведь слова «история» и «истина» одну основу имеют. От этого же корня возникли слова «истый» и «истец». Исследуй, пытайся, узнаешь истинную историю. Но назвать «Истина» нескромно. Скажут: «Ты, Катон, один истину знаешь, а до тебя, что, враками пробавлялись?»

После долгих раздумий, сомнений и колебаний Катон решил назвать свой многолетний труд «Начала». Ведь он первым начинает писать историю Италии.

Бездумные изложения событий год за годом, по правлениям консулов, — не в счет.

Шесть книг «Начал» уже написаны. Для седьмой сделаны выписки из греческой «Летописи» Фабия Пиктора, переполненной изречениями Фабия Максима, которых тот не произносил, и изложением вещих снов Сципиона, которых Долгогривый никогда не видел.

Катон отложил свиток в сторону. Память оживила первую встречу с Долгогривым — так Катон называл Сципиона. Его, Катона, вызвали в преторий по жалобе на жестокое обращение. Другой бы на месте Долгогривого сказал: «Центурион! Всыпь жалобщику, чтобы неповадно было кляузничать!» Но консул проворчал: «Как ты, братец, с моими воинами обращаешься!» В этом «братец» чувствовалась спесь патриция, едва удостаивавшего ничтожного плебея вниманием. И что значит «мои воины»? Так и хотелось выкрикнуть: «Это воины республики!» Однако Катон молчал, опасаясь испортить карьеру. Сципион перекинулся несколькими словами по-гречески с легатом Гаем Лелием. Смысла слов Катон не мог понять, но, видимо, Лелий убеждал не принимать никаких мер.

— Иди, братец! — сказал Сципион. — И чтобы на тебя больше не жаловались. Понял?

— Слушаюсь! — ответил Катон.

С того дня Катон, не жалея времени, наблюдал за Сципионом. Войско тогда стояло в Сицилии, хотя ему давно было пора осаждать Карфаген. Сципион же целыми днями пропадал на агоре Лилибея, накинув поверх туники паллий [57] , окруженный философами и другими бездельниками.

Как раз в это время Катону стало известно, что легат Сципиона и его любимчик Племиний захватил город Локры и устроил там чудовищную резню. При этом Племиний разграбил знаменитый храм Прозерпины, остававшийся нетронутым во всех войнах, которые велись на юге Италии. Теперь у Катона был материал для обвинения Сципиона, и он послал в сенат описание «художеств» самого Сципиона и тех преступлений, которым он попустительствовал.

В курии Сципиона не любили и немедленно назначили комиссию для проверки его деятельности. Но Сципион выкрутился, уведя войско в Ливию, где вел себя так, словно карфагеняне его подкупили. Он заключил мир с Карфагеном, вместо того чтобы его разрушить.

Прошло немало лет, пока Катон получил возможность вести против Сципиона открытую войну на Форуме. Он преследовал его без устали. Он выбросил его из Рима. И вот теперь надо писать о человеке, которого ты продолжаешь ненавидеть и после его смерти.

Какая-то мысль озарила Катона. Он развернул папирус, окунул в чернила тростник и стал быстро писать квадратными, как в старинных свитках, буквами.

СКАЗКА

Колесница Гелиоса уже спустилась к горизонту, и через все море тянулась широкая пурпурная полоса. Попадая в нее, паруса кораблей становились похожими на бабочек. Они порхали по волнам, как по лугу, то скрываясь, то вновь появляясь, словно затеяли между собой какую-то игру. На берег с тихим рокотом катились волны, а достигнув его, разбивались с жалобным плеском.

Прижавшись друг к другу, Андриск и Элия, как завороженные, долго молча смотрели вдаль. Они впитывали красоту мира и его тревогу, и какое-то незнакомое им чувство поднимало их, как на крыльях.

— Андриск! — прошептала Элия одними губами. — Ты веришь в сказки?

— Нет, — отозвался юноша. — Но мне снятся сказочные сны. По ночам я летаю. Отрываюсь и без усилий несу свое тело в локте или двух от земли. И когда просыпаюсь, мне кажется, что я смогу повторить этот полет. Но это обман.

— А я живу в сказке, — мечтательно произнесла девочка. — Хочешь, я ее тебе расскажу?

— Да, Элия!

— Я уже не римлянка, а царевна с далекого сказочного острова. Однажды, когда я собирала на лугу цветы, на меня напал дикий бык. Он поднял бы меня на рога, но тут неизвестно откуда появился сильный и прекрасный юноша. Он пронзил быка мечом и вернул меня, потерявшую сознание, к жизни. С первого взгляда я поняла, что это он, о котором я мечтала, царевич из страны, что за морем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация