Никита поклонился и вышел. Семен обернулся к Максиму.
– Видел, как кланяется? Будто царедворец. Ты тоже в Москве жил, а у тебя не те поклоны. Но горячности в тебе, прямо скажу, через край. Не будь меня, подрался бы с братом двоюродным!
– А чего он бахвалится и заносится зря? Небось годами и умом меня не больно опередил. А туда же! Якает.
– В рост вы оба ладно пошли, и он и ты, Максим. Теперь за судьбу всего строгановского я спокоен. С годами опыт преумножите. У Никиты сердце горячее, а у тебя разум с холодком. Я спокоен. На Каме род Строгановых будет долгим.
3
Яркое осеннее солнце не давало тепла. Жар его лучей будто остужал напористый ветер, и шумели, поскрипывая, чусовские леса. Серые густые облака временами укрывали реку и землю коврами теней.
Жители городка и многих окрестных сельбищ высыпали на берег под нижнегородскую стену. Всем хотелось взглянуть, каков из себя татарский царевич, посол сибирского хана Кучума. От распахнутых настежь ворот городка до воеводской избы стояли по обе стороны городской улицы строгановские ратные люди в кольчугах, держали копья и топоры. Ребятишки сновали в толпе, но выскакивать на дорогу не осмеливались, берегли свои затылки.
Дорога не совсем просохла после затяжного ненастья, но лужи засыпаны песком. По обочинам проложены тропы в шерсти зажухлой травы, а мочажины укрыты ветками пихты, накиданными сверху.
Народ в молчании рассматривал малиновый шатер, раскинутый для посла на красивом белом струге.
Будто дуновение ветерка прошелестело в толпе, когда люди увидели, как на берегу воевода Досифей отвесил поклон татарскому послу. При звуках воинской трубы, сурны и рожков, под барабанную дробь татары неторопливо сошли на берег и важно прошествовали перед ратным строем и музыкантами, направляясь вслед за Досифеем к городским воротам среди мшистых валунов.
Процессия была необычной. Впереди всех, не оборачиваясь, шагал воевода Досифей с хмурым выражением лица. За ним человек двенадцать татар в красных и зеленых халатах и лисьих шапках. Передние несли подарки – меха соболей-одинцов, бобровые и собольи шапки, татарские клинки, кованные из серебра сосуды, шитые золотом бухарские халаты и драгоценные украшения для конской сбруи. Двое последних держали в руках большую шелковую подушку, обшитую позументом с кистями. Это был не подарок Строгановым, а седалище для хана. Позади носильщиков – мурза Таузак, а в одном ряду с ним – посол, сын Кучума, царевич Махмет-Куль, высокий ростом, но уже сутуловатый. На нем парчовая епанча, отороченная соболями, а поверх епанчи – чешуя лат. На голове красовался золотой шлем с орлиными крыльями. Выступал Махмет-Куль вразвалку, тяжело переставляя кривые ноги. Смотрел вперед через головы идущих, не замечая их вовсе. Сбоку у него дамасская сабля, усыпанная самоцветами; лица под шлемом не видать, но латы, шлем и сабля горят под солнцем, как перо жар-птицы.
Заканчивали шествие еще четверо татар в зеленых халатах и волчьих треухах. Совсем позади – строгановские ратники в кольчугах, с палицами на плечах.
Тишина в толпе. Только какая-нибудь старушка нет-нет да и перекрестится, провожая взглядом татарского посла...
Когда посол со свитой проследовал до крыльца воеводской избы, Досифей взошел на ступени. Двое рынд с топориками распахнули дверь, и из нее на крыльцо вышел Максим Строганов. Махмет-Куль ответил ему на хозяйский поклон, снял с головы свой перистый шлем и отдал его мурзе Таузаку. Вся эта церемония была еще на струге обсуждена до малейших подробностей. Затем, уже в сенях, посла с воинскими почестями встретили военачальники крепостных дружин, и наконец Махмет-Куль в сопровождении всей своей свиты вступил в парадный покой, где в красном углу стояли Семен Строганов и обе вдовы – Катерина и Серафима.
Перед Семеном уже лежала целая гора внесенных подарков, а принесшие их татары, освободившись от мехов и дарственного оружия, разместились вдоль стен покоя.
Катерина, по русскому обычаю, поднесла гостю на блюде каравай хлеба с золотой солонкой, а Серафима подошла к царевичу с чаркой меда, которую царевич пригубил. Поднос и чарка были из литого червонного золота и предназначались в ответный подарок гостю.
Свиту Семена Строганова составляли воеводы Досифей и Иван Строев, священник Трифон Вятский и атаман Ермак Тимофеевич.
Татары положили к ногам царевича принесенную подушку. Он, разведя руки, поклонился хозяевам, а Семен с ответным поклоном пригласил гостя садиться.
Махмет-Куль важно уселся на подушке, поджав ноги. Строгановы, Семен и Максим, заняли места напротив, а женщины удалились в соседнюю палату, где уже были приготовлены столы. Первым слово взял хозяин. Обращаясь к послу-царевичу, он сказал:
– Волею родителя нашего, Иоаникия Строганова, я поставлен старшим в роде живых Строгановых и, как старший здесь, я рад приветить тебя, желанный гость соседней сибирской земли, сын ее хана Кучума, храбрый царевич Махмет-Куль. Надежду питаю, что никто не докучал тебе по дороге в мои вотчины, что была она для тебя не тягостна и не долга.
Досифей перевел слова приветствия на татарский язык. Посол слушал перевод с каменным лицом. Строганов продолжал:
– Питаю надежду, что прибыл ты в чусовские земли с добрыми вестями и дружескими помыслами. Рад буду услышать о них из твоих уст.
Царевич, прищурив глаза, стал откашливаться. Едва Досифей успел произнести последние слова, Махмет-Куль заговорил громко, быстро и резко, почти выкрикивая гортанные звуки:
– Могущественный повелитель сибирской земли, мой отец, великий хан Кучум, любимец пророка Магомета, послал меня к тебе, русскому властелину камской и чусовской земель, с приветом и поклоном. Повелел великий хан передать тебе, что помыслы его о тебе до сего часа мирны и дружелюбны.
Почти прокричав эти слова, царевич замолчал и облизал губы. Досифей повторил сказанное по-русски. Хан перешел на пониженный тон, а закончил речь почти шепотом.
– Великому хану Кучуму стало ведомо, что ты, могучий сосед, тайно готовишься к войне с нашим царством. Великий хан Кучум милостив, он не хочет тебя наказывать за тайные дерзкие помыслы о войне с ним, но повелевает упредить тебя, чтобы ты навсегда оставил помысел о войне с ним, ибо царство Кучума вовек непобедимо и охраняет его милость самого Аллаха. Великий хан предлагает тебе дружеский союз против московского царя. Великому хану хорошо ведома сила твоего рода. Отрекись от далекой Москвы. Объяви себя великим князем Каменного пояса, и тогда великий хан Кучум поможет тебе согнать с камских берегов власть московскую до самой Волги.
Досифей медленно пересказывал слова царевича, не сводя глаз с хозяина. Неожиданно сам Строганов закричал на посла по-татарски, отчего Махмет-Куль поежился.
– Вот с чем пожаловал! Не думал такое выслушать. За измену царю Московскому и всея Руси предлагаешь учинить дружбу с Кучумом? Да будет тебе ведомо, что на землях камских и чусовских зерно измены ростков не даст. Никто из рода Строгановых земле русской ни помыслом, ни делом не изменит. Божьим помыслом, волей великого государя Ивана Васильевича и трудами холопов наших род Строгановых укрепил вечность Руси на Каме и Чусовой. Слава Руси, могущество Руси – это и наша, строгановская слава.
