Первой кровью, пролившейся в этот вечер, была кровь стражников, которые едва успели поднять оружие. Легионеры, врываясь в ворота, буквально затоптали солдат.
Главное здание, где Птолемей принимал консула, было целиком освещено и сверкало в темноте. Юлию даже не пришлось показывать легионерам дорогу. Тут тоже стояли стражники, и они храбро приняли смерть. Десятый выстроился обычным боевым порядком, и остановить его могла только целая армия.
Египтян охватила паника, они сопротивлялись, но совершенно беспорядочно. Словно тут никогда не допускали и мысли о возможном нападении. Наружные ворота были скорее декоративными и не могли служить для обороны. Охранники без толку бегали взад-вперед и отчаянно вопили.
Где-то поблизости, видимо, находились казармы — оттуда начали выскакивать вооруженные солдаты и тщетно пытались построиться, прежде чем к ним приблизятся легионеры. Этих римляне перерезали, точно стадо скота, и кровь струилась по ступеням. Бронзовые двери, распахнутые при его прошлом посещении, теперь успели закрыть, и, подбегая, Юлий услышал, как с той стороны поспешно опустили засов. Он крикнул, чтобы несли молоты, а сам, возблагодарив богов за предусмотрительность Клеопатры, перепрыгнул через каменный парапет и свернул в боковой проход, о котором узнал от нее.
Звенящие удары разносились по всему дворцу. Словно в ответ, где-то неподалеку начали громко бить тревогу, и Юлий, чтобы прекратить это, отправил туда целую центурию.
Боковая дверь тоже не сразу поддалась, и Юлию пришлось усмирить нетерпение. Он посмотрел на клинок меча — его еще предстояло испачкать кровью. Скоро удары зазвучали по-другому, и дверь упала. Легионеры Десятого взревели и бросились в проем; во внутренних покоях раздались вопли. Юлий не отставал от солдат, он указывал дорогу. Дворец выглядел совсем не так, как в день приема, и ему требовалось время, чтобы сориентироваться.
— Десятый, ко мне! — кричал Юлий, пробегая через какой-то зал.
Октавиан и Домиций дышали ему в спину, и он чуть-чуть замедлил шаги. Не бежать же ему, в самом деле, прямо на мечи стражников. Сначала пусть ему расчистят дорогу.
Как Юлий и ожидал, в темном коридоре их встретило множество стражников. Октавиан и Домиций, подняв мечи, бросились на них. Лампа — единственный источник света — висела далеко впереди, и схватка с почти невидимым противником была короткой и жестокой. Бронзовые мечи стражников оказались бессильны против доспехов римлян, и спустя несколько минут легионеры, перескочив через поверженных врагов, неслись дальше.
— Куда? — спросил Октавиан, вытирая разбитую в кровь губу.
При слабом свете Юлий сумел различить белое пятно: мраморную лестницу, по которой недавно поднимался — целую жизнь назад.
— Туда, наверх!
Дыхание его стало хриплым, клинок уже не блестел, испачканный кровью какого-то стражника. Юлий бежал по лестнице вместе с остальными. Клеопатра рассказала ему, как найти покои ее брата, и из тронного зала консул повернул в коридор, освещенный лучше, чем остальные. Октавиан и Домиций проскочили вперед, и Юлий крикнул им, чтобы остановились. Римляне миновали дверь, которая на вид была из чистого золота. Юлий оглянулся в поисках легионеров с молотами.
— Это здесь! Сюда! — позвал он. — Молоты сюда! — И всем телом навалился на дверь; она даже не дрогнула.
— Посторонись, господин, — подошел мощный легионер Десятого.
Юлий отступил, а солдат поднял молот и начал ритмично отбивать удары. К нему тут же присоединились еще двое. В этом коридоре сосредоточились основные силы римлян. Они заняли в обоих концах оборонительные позиции и ждали, когда рухнет последнее препятствие.
Тяжелая золотая дверь прогнулась под ударами, и скоро одна створка повисла на сломанной петле. В открывшийся проем вылетела стрела и, скользнув по молоту, пронзила легионеру щеку. Солдат с проклятием схватился за стрелу, а его товарищи применили варварский, но действенный способ. Придерживая раненого, они сломали древко и выдернули из щеки.
Наконец упала вторая створка, и легионеры подняли щиты. Из проема со свистом вылетели еще две стрелы и ударились о них, не причинив легионерам ни малейшего вреда. Солдаты вломились в комнату.
В покоях фараона горели лампы, и Юлий, к своему удивлению, увидел двух обнаженных девушек, целящихся из луков. Они закричали от ужаса. Без всякого опасения легионеры подошли и выхватили у них оружие. Отчаянно сопротивляющихся девушек оттащили от двери, которую они пытались защищать.
В спальне фараона царила темнота, и Юлий понимал, что силуэты входящих будут отлично видны изнутри. Солдаты, однако, не стали колебаться, полагаясь на быстроту. Они ворвались в темноту, вертя головами по сторонам, готовые убивать на ощупь.
— Он здесь! — раздался крик. — Фараон здесь один!
Проходя через первую комнату, Юлий обратил внимание на развешанное по мраморным стенам оружие — видимо, увлечение Птолемея. В двух местах на гладком мраморе остались светлые следы — похоже, отсюда девушки и сняли луки. Значит, красавицы здесь не для охраны. Это наложницы малолетнего фараона. Несомненно, подумал Юлий, к его услугам самые красивые женщины Александрии.
В спальне в первую очередь в глаза бросалась кровать — огромное пышное сооружение. Полуодетый мальчик стоял сбоку, и только помятые простыни показывали, где он спал. После той официальной встречи было удивительно видеть в полутьме лицо фараона без маски. Юлий оценил отвагу ребенка: хрупкая, обнаженная выше пояса фигурка сжимала в кулачке нож.
— Убери! — велел Юлий. — Тебе не причинят вреда.
Мальчик узнал его и шумно вздохнул. Солдаты подошли к фараону, и он, не сводя глаз с Юлия, рывком приставил нож себе к горлу. Один из легионеров резким движением схватил фараона за запястье, и тот вскрикнул возмущения и боли. Нож со звоном упал. Птолемей начал звать на помощь, но легионер, державший фараона за руку, примерился и нанес ему удар в подбородок. Мальчик пошатнулся, и солдат взвалил его на плечо.
— Трубите сигнал, — приказал Юлий, поворачиваясь к выходу. — Фараон у нас.
— Их уже, наверное, много собралось — поджидают нас, — сказал Домиций, глядя на обмякшее тело Птолемея. Голова фараона свесилась, руки болтались.
Когда легионеры стали прорываться из дворца, бой вспыхнул с новой силой и ожесточенностью. Вид неподвижного фараона подвигнул ревущих египтян на новые попытки остановить легионеров, и троих солдат Четвертого ранили — это еще замедлило отступление. И все же стражники, более привыкшие к церемониям во дворце, чем сражениям, не могли сравниться с закаленными в боях римлянами. Легионеры продвигались через парк, оставляя за собой полосу вражеских трупов.
Ночь встретила солдат прохладой; ветерок осушил потные лица.
Во дворце чей-то голос выкрикивал непонятные Юлию слова. Когда легионеры достигли сломанных ворот, в них откуда-то полетели копья. Одно копье сбило запыхавшегося опциона. Двое солдат тотчас подняли его на ноги и разрубили древко — опцион вскрикнул от боли; теперь у него из спины торчал окровавленный обрубок. Офицера подхватили под руки и понесли вслед за фараоном.
