— Пора, — сказал Юлий, продолжая рассматривать царицу.
Клеопатра повернулась к нему. Ее глаза светились, гладкая кожа поблескивала в полумраке. Не дав Юлию опомниться, она шагнула вперед и слегка поцеловала его в губы. Юлий опять покраснел, но поделать ничего не мог. Царица моложе его в два с лишним раза, и он знал, что легионеры сейчас насмешливо переглядываются у него за спиной.
Он кашлянул, пытаясь сохранить достоинство.
— Приказ вы получили. Помните, что вы не должны вступать бой без крайней необходимости. Нам нужно найти царя и вернуться сюда, прежде чем противник соберет достаточно сил, чтобы нас задержать. Как только Птолемея схватят, я дам сигнал горна. Немедля отступайте. Если вы разделитесь, встретимся здесь. Всем ясно?
Ему ответил негромкий хор многих голосов, и Юлий открыл дверь в залитый луной сад.
— Тогда — за мной! — приказал он.
Легионеры повскакали на ноги и стали выходить в сад. Прежде чем дворцовые покои покинул последний воин, прошло немало времени. Внутри осталась одна когорта. Когда Брут затворил двери, в зале стало еще темнее. Он повернулся к солдатам, однако заговорил не сразу. Его смущало присутствие царицы, которая стояла точно неподвижная благоухающая статуя и молча смотрела на него.
— Заградить окна и двери, — приказал Брут. В гулкой тишине его голос прозвучал излишне резко. — Возьмите мешки с зерном и вообще все, что можно, — чем тяжелее, тем лучше.
Легионеры действовали быстро: шесть центурионов деловито отдавали приказы, никого не оставив без дела. Большой зал опустел, и Брут остался один на один с царицей Египта. Из темноты раздался ее голос:
— Полководец в доспехах из серебра…
Слабый лунный свет едва обрисовывал плечи царицы; Брут почему-то почувствовал легкий озноб.
— Слушаю тебя, госпожа. Или мне следует называть тебя божественной? — Бруту казалось, что ее взгляд давит на него, словно какая-то тяжесть.
— Ты можешь называть меня царицей, хотя я и вправду являюсь земным воплощением богини. Это задевает тебя, римлянин?
Брут пожал плечами:
— Я многое повидал в чужих странах. Мне приходилось встречать людей, которые красили кожу в голубой цвет. Удивить меня нелегко.
— Наверное, ты с Цезарем уже много лет, — сказала Клеопатра.
Брут отвел глаза — неожиданно для себя он растерялся. Говорил ли Юлий о нем этой женщине?
— Дольше, чем ты можешь представить.
— А где тебя так ранили? В сражении?
Брут усмехнулся про себя — ее вопросы начинали надоедать.
— Меня ранили в сражении, царица. Думаю, ты уже слышала об этом.
Брут поднял перевязанную руку, словно собираясь показать ее Клеопатре. Царица приблизилась, и от прикосновения ее прохладной руки Брут опять невольно почувствовал озноб. На ее пальце был массивный золотой перстень-печать с рубином. Камень казался темным, как ночное небо.
— Ты тот, кто предал его, — задумчиво произнесла Клеопатра. — Почему, скажи, Цезарь оставил тебя в живых?
Брут, удивленный ее упрямством, только заморгал. Эта женщина привыкла, что окружающие отвечают на каждый ее вопрос, выполняют любой ее каприз. Она даже не видит, какую боль ему причиняет.
— Ему не найти другого такого полководца. В бою мне нет равных — я ведь не всегда такой, как теперь.
Брут начал говорить с сардонической усмешкой, но Клеопатра не отвечала, и он постепенно сменил тон. Выражение лица стало безучастным.
— Мы вместе росли, — объяснил он. — Я совершил ошибку, а Юлий меня простил. — Брут сам удивлялся своей откровенности. Лгать про свою незаменимость было не так больно.
— А я бы тебя казнила, — пробормотала царица, покусывая нижнюю губу.
Брут смотрел молча, понимая, что она говорит серьезно. Царица с юных лет привыкла к всеобщему повиновению. Эта женщина смертельно опасна, как черная нильская гадюка.
— Я не умею прощать предателей. Твой Цезарь или великий муж, или просто глупец. А ты как думаешь?
— По-моему, вы с ним похожи. Однако я не собираюсь ни отвечать тебе, ни изливать перед тобой душу.
— Сегодня Цезарь собирается похитить Птолемея, моего мужа, брата и повелителя. Он видел только малую часть войска, которое может собрать Египет. Быть может, консул погибнет, а может, случайная стрела пронзит моего брата. Таковы ставки в этой великой игре. Послушай же меня, полководец. Он оставил тебя жить, потому что слеп и не видит, что творится в твоем сердце.
Клеопатра коснулась ладонью его шеи и слегка нажала. Брут подумал, что царица, должно быть, купается в масле лотоса. Он ощутил слабый укол, как будто от тонкого шипа. Римлянин едва сдерживался, чтобы не рвануться от нее, страстно мечтая о глотке свежего воздуха. Царица говорила, и голос ее звучал приглушенно, словно голову Брута закутали в толстое полотно.
— Я знаю тебя, полководец. Я знаю все твои мелкие грехи и знаю твой большой грех. Я читаю в твоем сердце так, как никогда не сможет читать Цезарь. Я вижу ненависть. Я вижу ревность. Я вижу все.
Ее рука скользнула прочь, и Брут пошатнулся. Он все еще чувствовал ее ногти на своей коже.
— Храни ему верность, полководец. А если предашь, то знай: твои минуты сочтены. Отныне судьба Цезаря связана с этой страной и со мной. А у меня длинные руки. Я не потерплю измены и даже просто подозрения.
Брут оторопело смотрел на царицу, ошеломленный ее натиском.
— Египетская змея, — с трудом вымолвил он, — что такое ты со мной сделала?
— Спасла твою жизнь, римлянин, — ответила Клеопатра.
Она растянула губы в улыбке, но глаза ее были внимательны и холодны. Не говоря больше ни слова, царица вышла из зала, а Брут привалился к колонне, и голова у него дрожала, точно у раненого зверя.
Канопская дорога проходила через самое сердце Александрии. По ней на восток спешили два легиона во главе с Юлием. Грохот подкованных сандалий нарушал мирную тишину ночи. Зловещей была в темноте главная улица города. Вокруг возвышались храмы неведомых богов, статуи по обеим сторонам дороги, казалось, вот-вот оживут и заговорят. В мерцающем свете ламп от суровых воинов, бегущих с обнаженными мечами к дворцу фараона, падали на дорогу смутные тени.
Юлий бежал в ногу со всеми, стараясь дышать размеренно. Ноги уже начали уставать. Волнение не исчезло, наоборот, Юлий так взбодрился, что сейчас, отсчитывая перекрестки, чувствовал себя совсем молодым. На пятом он махнул рукой в правую сторону, и вереница солдат потянулась по направлению к дворцу фараона. Этим же путем три дня назад Юлий шел в сопровождении Порфириса.
Дворец представлял собой не отдельное здание, а целую группу построек, окруженных роскошным ухоженным парком. У наружных ворот стояли крепкие стражники; солдат не мог не встревожить топот тысяч ног. Легионеры Десятого подбежали к воротам и несколькими ударами тяжелых молотов сбили их с петель.
