— Тебе нужна их поддержка, по крайней мере сейчас, — напомнила она.
Диктатор гневно поднял глаза.
— Она мне дорого обходится, Юлия, можешь поверить. Твоего отца вновь избрали консулом, и я вынужден опираться на этих глупцов. Беда в том, что сенаторы понимают: без них мне не обойтись. Во всяком случае, — вздохнул он, — здесь останутся их семьи. Я дам вам еще одну центурию. Обещай мне в случае опасности немедленно уехать. Я слишком тобой дорожу и не могу рисковать.
Юлия опять поцеловала его.
— Обещаю.
Помпей нежно взъерошил волосы сына.
Вернувшись в дом, он продолжил отдавать приказы охранникам и подчиненным — голос диктатора вновь зазвучал сурово и резко. Через некоторое время Помпей ушел, и дом погрузился в обычную мирную дрему.
— А у тебя будет малыш? — спросил сын своим нежным голоском и потянулся к матери, просясь на руки.
Юлия улыбнулась, представив, что скажет Брут, когда узнает.
— Да, милый.
Глаза ее были холодны. Юлии пришлось сделать выбор. Тайна Брута оказалась тяжелой ношей — ведь он собирается предать ее мужа. Сознание собственного предательства тоже заставляло Юлию страдать, но в сердце, которое она разделила между отцом и возлюбленным, не осталось места Помпею.
— Времени у нас совсем мало, — сказал Светоний.
Цицерон, стоявший рядом с ним на балконе зала заседаний, проследил за его взглядом и поджал губы.
— Если ты не желаешь, чтобы я притащил сюда за шиворот этот цвет Рима, тебе остается только ждать, — ответил он.
За последний час спокойная уверенность Светония перешла в злобное негодование. Дело нисколько не сдвинулось. Вот опять в зал вошли несколько рабов. Невероятно — сколько корзин и тюков нужно сенаторам для переезда. Можно представить, каково сейчас Помпею.
А внизу шел очередной спор.
— Пожалуй, мне стоит спуститься, — неохотно предложил Светоний.
Цицерон задумался. Ему хотелось отдохнуть от собеседника. Он недолюбливал Светония. Похоже, зрелость не принесла ему мудрости, думал Цицерон, глядя на сенатора. Но Светоний связан с военными делами Помпея — придется с ним нянчиться, если сенат хочет иметь хоть какое-то влияние на ход военных действий. Видят боги — не нужно пренебрегать ничем, что можно использовать.
— Им сейчас не до приказов, Светоний. Они и Помпея не стали бы слушать. Лучше подожди.
Сенаторы снова смотрели с балкона в надежде увидеть признаки прекращения этого хаоса. Сотни рабов таскали документы, свитки пергаментов, и не было их веренице ни конца, ни края. Не в силах скрыть раздражение, Светоний сжимал руками перила.
— Может быть, ты, господин, сумеешь втолковать им, что наши дела не терпят промедления? — наконец вымолвил он.
Цицерон расхохотался:
— Не терпят промедления? Помпей вполне ясно дал понять, что мы для него просто багаж, — так какое ему дело, если у багажа много багажа?
Будучи в полном расстройстве, Светоний утратил свою обычную осторожность и не выбирал слова:
— А не лучше ли оставить их? Какой от них прок на поле боя?
Цицерон холодно молчал, и Светоний стал озираться: не сболтнул ли он лишнего? Оратор заговорил, резко и со значением:
— Правительство, даже в изгнании, не может оставаться в стороне от важных решений. Один Помпей не имеет права вести войну от имени Рима. Без нас его действия законны не более, а то и менее, чем действия Цезаря.
Цицерон подался вперед и сердито поглядел из-под кустистых бровей.
— Более года, Светоний, мы мирились со скверными условиями жизни и непочтительным отношением. Наши семьи жалуются, они хотят вернуться в Рим, но мы требуем, чтобы они терпели, пока в Риме не восстановится законная власть. И ты думаешь, теперь нам нужно держаться подальше от событий? — Цицерон кивнул в сторону шумного зала. — Здесь есть люди, которые разбираются в тонкостях науки и культуры, в том, что так легко может погибнуть под солдатскими сапогами. Среди них правоведы и математики, способнейшие люди самых знатных семейств Рима. Разве помешает иметь умные головы, когда у тебя противник, подобный Цезарю?
Спорить Светонию не хотелось, хотя будь его воля — ушел бы от сенаторов и не оглянулся. Он глубоко вздохнул, робея перед гневом Цицерона.
— Пусть это лучше решает диктатор, господин. Помпей искусный полководец.
Цицерон рассмеялся лающим смехом, и Светоний вздрогнул.
— Все не так просто. Ведь Цезарь ведет римские легионы. Его уполномочил новый сенат. Война — не только сражения, победы и знамена. Рано или поздно непременно придется решать политические вопросы, попомни мои слова. Помпею обязательно понадобятся советники — пусть он сейчас этого и не понимает.
— Возможно, возможно, — кивнул Светоний в надежде унять собеседника.
Но от Цицерона было нелегко отделаться.
— Ты настолько всех презираешь, что даже не желаешь спорить? — приставал он. — Что, по-твоему, произойдет, если победит Цезарь? Кто тогда будет править?
Светоний надулся и покачал головой:
— Он не победит. У нас…
Тут Цицерон громко фыркнул, и Светоний замолк.
— Мои дочери и те умнее тебя, честное слово. На войне ничего нельзя предвидеть. Ставки слишком высоки — нельзя просто столкнуть армии, чтобы они сражались, пока не перебьют друг друга. Рим тогда останется беззащитным, и его враги смогут прийти и спокойно разгуливать по Форуму. Ты понимаешь? Когда придет конец произволу и борьбе амбиций, нужно, чтобы уцелела хоть одна армия.
Лицо Светония ничего не выражало, и Цицерон вздохнул.
— Что нас ждет в этом году? Или в следующем? Если мы одержим победу, Цезаря не станет — кто тогда сможет ограничить власть Помпея? Вздумай он стать царем или императором и отвергнуть республику наших отцов или отправиться завоевывать Африку — не найдется никого, кто посмел бы остановить диктатора. В случае победы Цезаря случится то же самое. Независимо от исхода войны, итог получается скверный. Поэтому, когда один из них победит, а другой проиграет, нужно как-то поддерживать равновесие. Тогда мы и пригодимся.
Светоний продолжал молчать. В словах Цицерона ему слышался страх, но опасения старика его только смешили. Ведь если победит Помпей, Светонию тогда благодать — ему и империя не страшна.
Армия Цезаря малочисленна, ей грозит голод. Предположение, что Помпея могут разбить, просто оскорбительно. Светоний не сдержался и уколол:
— Может быть, для твоих замыслов, господин, нужны люди помоложе?
Старый сенатор смотрел твердо:
— Если время мудрости для нас миновало — да помогут нам боги!
Брут и Сенека ехали рядом во главе легионов, растянувшихся на многие мили по полям Греции. Сенека молчал — видимо, размышлял о приказах, привезенных Лабиеном. Казалось бы, вести такую многочисленную армию — большая честь, но оба понимали, что это лишь испытание на верность, пройдя которое они, скорее всего, останутся на поле боя навсегда.
