Последние слова Брут почти прошипел, затем лицо его разгладилось, взгляд стал не таким бешеным, и он уже спокойнее закончил:
— Сообщи, какую вы выбрали дорогу.
— К побережью, — ответил Сенека. По щеке у него ползла большая капля пота, кожа зудела, но почесаться офицер не смел.
Брут покачал головой.
— С двумя-то когортами? Нам не хватит рыбацких лодок. Нужно двигаться в какой-нибудь порт и молиться богам, чтобы осталось хоть одно торговое судно, не сожженное Помпеем. В двухстах милях к юго-востоку находится Брундизий. Это достаточно крупный порт.
— Брундизий слишком далеко, — тут же сказал Сенека. — А Цезарь может выслать экстраординариев…
— Думаешь, спиной к морю ты в безопасности? Тогда ты глупец. Нам необходим корабль, а в порту наверняка найдется хоть один.
— Но если за нами пошлют конницу? — в отчаянии спросил Сенека.
Брут пожал плечами.
— Я их сам обучал. Если Цезарь вышлет против меня экстраординариев, мы им кишки выпустим.
Пока Сенека таращил на него глаза, Брут спокойно подошел к коню и вскочил в седло. Он глядел сверху на Сенеку, словно ждал возражений. Все молчали, и Брут удовлетворенно кивнул:
— Значит, в Брундизий. Надеюсь, твои люди — хорошие ходоки. Я намерен добраться до Брундизия не больше чем за десять дней.
Он развернул коня на юг и взмахом руки приказал следовать за ним. К тайной ярости Сенеки, колонна развернулась и двинулась за Брутом. Подстраивая шаг, Сенека понял, что ближайшую неделю ему придется любоваться лошадиным задом.
При тусклом утреннем свете Юлий мерил шагами большой зал в доме Мария и смотрел на своих полководцев. Лицо его было бледным и утомленным, как у человека, которого состарила неожиданная беда.
— Дело не в том, что из-за этой измены будет труднее договориться с оставшимися сенаторами, — говорил Юлий. — Можно заявить, что Брут отправился с особым заданием. Но ведь он знает все о наших силах и слабостях, даже о способах атаки. Брут помнит хитрости наших сражений в Галлии. Теперешние наши экстраординарии — практически его детище. Он знает секрет испанского железа. Боги, да если он передаст все это Помпею, мы проиграем, не начавши бой. Что тут, по-вашему, можно сделать?
— Убить, прежде чем он доберется до Помпея, — в полной тишине произнес Регул.
Юлий взглянул на него, однако ничего не ответил. Потрясенный Домиций утирал липкий пот. После вчерашней попойки в каком-то гостеприимном доме голова у него работала плохо. Впрочем, хоть каждый тут испускал запах винного перегара, на ногах все держались крепко.
Домиций потряс головой, пытаясь стряхнуть оцепенение. Он никак не мог поверить, что речь идет о Бруте. Быть того не может! Ведь они вместе проливали кровь, перевязывали друг другу раны, делились последним куском. Домицию еще казалось, что Брут скоро вернется и недоразумению придет конец — пропадает, к примеру, у какой-нибудь красотки… Октавиану Брут был как отец. Неужели он мог все бросить, пойти на поводу у дурацкого своего характера? Боги, только вчера утром они пришли в Рим, и уже один из них стал врагом.
Домиций потер шершавыми ладонями лицо и, пока тянулся невыносимый разговор, так и не поднял глаза.
Заговорил Марк Антоний, и Юлий опять начал вышагивать взад-вперед.
— Мы можем пустить слух, что Брут отправился с тайным заданием, и он лишится доверия Помпея. Диктатор и слушать его не станет. Достаточно небольшого сомнения, и он отвергнет помощь Брута.
— Но как? Как это сделать? — настойчиво вопрошал Юлий.
Марк Антоний задумался.
— Послать человека, и пусть его схватят на греческом побережье. Дай ему свое кольцо или еще что-нибудь в знак того, что он от тебя. Помпей начнет пытать твоего посланного, тот «выдаст» Брута, и тогда Бруту грош цена.
Юлий сердито задумался.
— И кого мне послать на пытки, Марк Антоний? Речь идет не просто о битье. Помпей будет истязать несчастного часами, постарается вытянуть все. Мне однажды довелось видеть, как он обращается с предателями. Нашему человеку выжгут раскаленным железом глаза, а вместе с ними и надежду выжить. Помпей постарается на славу. Вы хоть это понимаете? От человека останется кровавое месиво!
Марк Антоний не ответил, и Юлий с отвращением фыркнул. Он шагал и шагал, стуча сандалиями по мраморному полу. В дальнем углу зала остановился и повернулся к собеседникам. Голова болела — Юлий даже не помнил, когда спал.
— Вы правы. Брута нужно обезвредить; Помпей ведь раструбит о нем направо и налево. Но если мы посеем недоверие, наш великий полководец уже не сможет послужить врагу. Солдаты знают о его отъезде?
— Некоторые узнают непременно, хотя, возможно, не догадаются, что Брут отправился к Помпею, — сказал Марк Антоний. — Мы-то с трудом этому верим. А им и в голову не придет.
— Стало быть, чтобы поступок Брута обернулся против него самого, верный нам человек должен пережить ужасные пытки. Вот и первый результат предательства. Главное — наш посланец не должен знать правды, иначе эту правду у него вырвут. Пусть считает Брута одним из нас и ведет опасную игру. Хорошо бы он случайно подслушал про Брута, тогда у него не возникнет подозрений. Кого вы можете послать?
Полководцы недовольно переглянулись. Посылать людей в битву им не привыкать, а тут совсем другое, грязное дело. Все окончательно возненавидели Брута.
Наконец Марк Антоний прокашлялся и заговорил.
— Я знаю подходящего. Он и раньше выполнял мои поручения. Достаточно неловок, чтобы попасться, если отправится один. Его зовут Цецилий.
— Семья, дети есть у него? — спросил Юлий и сжал челюсти.
— Не знаю, — ответил Марк Антоний.
— Если есть, возместим им потерю, когда он доберется до места, — сказал Юлий, понимая, что этого мало.
— Привести Цецилия сюда, господин? — предложил Марк Антоний.
Как обычно, за Юлием оставалось последнее слово и окончательное решение. К его неудовольствию, Марк Антоний и не подумал взять ответственность на себя, как это сделал бы Брут. Только Брута нет, он предатель. Быть может, лучше, чтобы тебя окружали те, кто слабее тебя.
— Да, пусть придет. Я сам отдам ему приказ, — распорядился Юлий.
— Для полной уверенности стоит послать еще кого-нибудь — убить Брута, — неожиданно произнес Октавиан. Все взгляды тотчас обратились на него. Однако он твердо смотрел на товарищей: — Так как? Регул сказал то, о чем думаем все мы. Неужели больше никто не скажет? Я тоже считал Брута другом, но разве можно оставлять предателя в живых? Даже если он ничего не скажет Помпею или наш посланец подорвет к нему доверие, его все равно нужно убить!
Юлий взял Октавиана за плечи, и молодой человек отвел взгляд.
— Нет. Я не стану посылать убийц, — объявил Цезарь. — А больше никто не имеет права принять подобное решение. Я не прикажу убить своего друга.
