– Да, понимаю, – сказал Хачиун.
– Хорошенько заруби это себе на носу, брат, потому что ты пойдешь вместе со мной против армии Джелал ад-Дина. Мы победим или умрем, третьего не дано. Я не отведу глаз, когда придут враги. Я не склонюсь перед ними, не позволю топтать себя. – Чингис задумался и рассмеялся. – Знаешь, хотел добавить, что никто никогда не скажет, будто я отказался от драки, но Арслан напомнил мне кое о чем в Самарканде. Неважно, что будут думать другие о моей жизни. Не имеет значения, войдем ли мы в хроники Тэмуге как тираны или как трусы. Важно только то, что мы делаем сейчас. Мы сами себе судьи, Хачиун. Запомни это. У тех, кто придет после нас, будут свои испытания, свои битвы, свои поводы для волнений.
Хачиун выслушал его и принял понимающий вид. Глядя на брата, Чингис похлопал его по плечу.
– Мы прошли такой длинный путь, Хачиун. Я до сих пор вспоминаю первые дни, когда никого, кроме нас, не было и мы голодали. Вспоминаю, как убил Бектера, и иногда мне хочется, чтобы он тоже был вместе с нами и увидел то, что мы начали создавать. Быть может, плоды наших рук будут существовать тысячу поколений, а может, исчезнут вместе с нами. Я этого не знаю. Да и не хочу знать, брат. Я вырос сильным, чтобы побеждать сильных врагов. И я с радостью встречу эту армию с юга, чтобы стать еще сильнее.
– Ты необыкновенный человек! – воскликнул Хачиун. – Таких, как ты, больше нет. Ты знаешь об этом?
Хачиун ожидал, что брат улыбнется, но Чингис покачал головой.
– Не стоит превозносить мои достоинства слишком высоко, брат. У меня нет никаких особых талантов, за исключением умения подбирать себе правильных людей. Величайшее заблуждение городов состоит в том, что мы все будто бы слишком слабы, чтобы противостоять тем, кто угнетает нас. Я лишь посмотрел сквозь эту ложь. Я всегда дерусь, Хачиун. Цари и шахи зависят от людей, которые считают себя овцами и слишком запуганны, чтобы восстать. Я, напротив, всегда убеждал себя только в том, что могу быть для них волком.
Хачиун кивнул. Его волнения исчезли под взглядом желтоватых глаз брата. Хачиун подвел лошадь, и братья побрели домой, где их ожидала пища и отдых. Пока они с Чингисом шли, Хачиун вдруг вспомнил о прибытии гонцов.
– А Джучи? Ты принял решение?
Услышав это имя, Чингис сжал губы.
– Он забрал семь тысяч моих людей, Хачиун. Этого я ему простить не могу. Если бы он ушел один, может быть, я отпустил бы его искать свой путь. Но, как видишь, он украл десятую часть моей армии, и я хочу вернуть ее назад.
– Ты бы принял их? Честно? – удивился Хачиун.
– Сначала я думал, что всех убью, но у меня было достаточно времени на раздумья, пока ждал известий о нем, Хачиун. Они оставили жен и детей и пошли за ним, так же как другие пошли за мной и отдали мне все, что любили и чем дорожили. Уж я-то хорошо знаю, на что способен вождь. Они позволили увести себя, но они нужны мне теперь, когда Джелал ад-Дин готовит бурю. Пошли гонцов к Субудаю, пусть приедет ко мне. Джучи уважал его больше, чем остальных. Он позволит ему говорить.
Субудай прибыл с камнем на сердце. Новость о том, что Джучи нашелся, гудела по всему кочевью, но полководец надеялся, что хан не призовет его. Субудай нашел Чингиса на тренировочном поле, где Угэдэй натаскивал молодежь под наблюдением отца. Хан поманил Субудая за собой, и оба отъехали в сторону от собиравшихся туменов, держа лошадей рядом, как старые друзья.
Субудай слушал, чувствуя, как тревожно колотится сердце. Он преклонялся перед Чингисом с того самого дня, когда впервые встретил этого человека, сковавшего нацию из непримиримых племен. Субудай был вместе с ним во время штурма их первой крепости в царстве Си Ся. Вместе захватили потом и все царство. И Субудай без ложной скромности знал, что своим успехом хан во многом был обязан ему. Чингис относился к своему военачальнику с особым уважением, и Субудай отвечал ему почтением, на которое не мог больше рассчитывать никто в целом мире. Тем не менее то, о чем его просили теперь, причиняло боль и страдания. Субудай взволнованно перевел дух, когда Чингис посмотрел на него, ожидая ответа.
– Повелитель, я не хочу этого делать. Я сделаю для тебя все, что угодно, но не проси меня об этом.
Чингис потянул поводья и развернул лошадь, чтобы посмотреть Субудаю прямо в лицо. Этот человек был очень талантлив. В военном деле Чингис не знал ему равных, но покорность хан ставил на первое место, и только растерянность помешала ему ответить грубо.
– Если я пошлю Хасара или Хачиуна, боюсь, Джучи окажет сопротивление. Его люди нарушили клятву, когда пошли за ним. Они без колебаний ввяжутся в драку и помешают его схватить. Субудай, ты единственный, кому он позволит говорить. Ты единственный, кому он позволит приблизиться.
Теряя самообладание, Субудай на мгновение закрыл глаза. Должно быть, Чингис понимал, что Джучи доверял полководцу, иначе выбрал бы для этого задания кого-то другого.
– Великий хан, я не нарушил ни одного твоего приказа, ни одного. Не забывай об этом, когда обращаешься ко мне с такой просьбой.
– Ты воспитывал его, когда он был только дерзким мальчишкой, но я предупреждал тебя, что у него дурная кровь и он может предать нас в любой момент. Разве тогда я был не прав? Я доверил ему людей и власть, а он забрал их и сбежал. Ты, мой генерал, скажи мне, как еще мне следует поступить с таким человеком!
Субудай крепко сжал поводья. Он не сказал Чингису, что тот сам виноват в том, что случилось. Его открытое предпочтение Чагатаю медленно съедало Джучи, пока в нем не осталось ничего, кроме ненависти. Но все эти доводы не имели бы никакого значения для хана, который сидел сейчас перед Субудаем. В отчаянии он попробовал другой путь:
– Подожди хотя бы, пока мы не доберемся до наследника шаха, повелитель. Мои люди нужнее там. Если ты отправишь меня сейчас, я вернусь не раньше чем через полгода. Если в это время на нас нападут, я буду бесполезен для тебя.
Чингис нахмурил брови, злясь оттого, что Субудай все еще перечит ему.
– У этого принца всего шестьдесят тысяч войска, Субудай. Я могу отправить два-три тумена, чтобы раздавить его на юге. Джучи беспокоит меня сильнее. Ты единственный, кому Джучи позволит говорить. Он уважает тебя.
– Я знаю, – спокойно ответил Субудай.
У него было тяжело на душе. Он разрывался между необходимостью подчинения хану и дружбой с Джучи. Как бы там ни было, но крепкий ум полководца видел смысл в словах Чингиса. Субудай знал, что может подойти к Джучи ближе, чем кто-либо еще. Положение Субудая было отчаянным. Чингис будто почувствовал его страдания и немного смягчился.
– А ты думал, все твои задания будут простыми, Субудай? Что я никогда не попрошу сделать чего-нибудь трудного? Скажи-ка, когда проверяется человек? Когда хан шлет его в битву, давая отважных и опытных воинов? Или теперь, когда поручают дело, которое ему не по душе? Субудай, у тебя самые светлые мозги из всех моих военачальников. И я всегда буду это ценить. Если видишь иной путь, скажи мне прямо сейчас, и я подумаю над этим.
