* * *
За работой быстро закончился день. Князь посидел у костра, вместе со своими родичами отрезая, по мере пропекания, мясо с подвешенной над пламенем бараньей туши, запивая его подслащенной речной водой. На холме призывно светила окнами новенькая изба, в которой укладывала пока еще на пол сыновей Шелонь, но настроения не было. С уходом брата словно оторвался от души кусочек — и никак она теперь не находила себе места. Саднило душу, кровянило.
Дабы не смущать людей своим хмурым видом, князь поднялся, вышел за ворота, спустился к реке, присел на травяном склоне, глядя, как струится вода, пытаясь унести в море отраженную полную луну.
— Че-ло-ве-е-е… Челове-ек… — словно тайком пробрался в ухо еле слышный зов. — Че-ло-ве-ек…
Неведомый голос не называл имени, но Словен почему-то понял, что обращаются именно к нему.
— Че-ло-ве-е-е…
Поначалу он подумал, что то его русалки в плен заманивают, однако зов тянул в лес — а там, как известно, коли кто и чудит, то леший, али дух лесной. А они женскими голосами не кричат, повадка не та.
— Челове-е-ек…
Любопытство пересилило. Князь, проверив, на месте ли, за поясом, топор, двинулся вдоль белого частокола, обогнул груду заготовленных для новых срубов бревен, остановился перед темной стеной ельника, к которому еще не прикоснулась рука дровосека.
— Челове-е-е…
Неожиданно мужчина разглядел впереди дрожащий огонек. Он удивленно хмыкнул, решительно двинулся к нему. Откуда здесь, в двух шагах от его города, мог взяться чужой костер? Свои все за стенами ночуют, чужих давно не видел никто. Огонек дрожал, манил, казался то ближе, то дальше. Князь уже решил было остановиться, заподозрив в пламени проделки шаловливого лесного духа — как вдруг вышел на небольшую полянку, посреди которой горел аккуратный огонек. У огня, помешивая деревянной ложкой варево в глиняном кувшине, сидела молодая на вид женщина в длинном платье из белой сыромятной кожи. Вот только волос на голове у хозяйки почему-то не имелось — ни единого волоска.
— Садись, человек, к моему очагу, — ласково пригласила женщина. — Отведай угощения моего, расскажи, какого рода-племени.
— Ну да, отведай, — тряхнул головой князь, отгоняя наваждение. — А ну, заговорено зелье твое, заколдовано? Кто знает, на каких травах ты его настаивала, на каких костях наваривала. Сама-то ты кто?
— Берегиня я здешняя, гость дорогой. За лесами присматриваю, смертным удачу приношу, ворогам беду отмериваю. Тебе чего положено, человек, горе или радость?
Словен огляделся. Светлый круг, который очерчивался костром, окружала, казалось, прочная, как камень, стена. Луна куда-то исчезла, не давая больше света, вершины деревьев растворились во мраке. Звезды, правда, блестели высоко над головой — но, кроме блеска, ничего не давали. Еще князь припомнил, сколь странным путем попал сюда, и решил лесную берегиню грубостью не раздражать. Простой бабой, вздумавшей пошутить с правителем, она явно не была.
— Радости, пожалуй, отмерь, — присел к огню князь. — Чтобы жилось нам хорошо на этом месте. Чтобы дети росли во множестве, здоровыми и сильными. Чтобы дома сто лет стояли, чтобы достаток и сытость в них завсегда были.
— Многого просишь. — Девушка черпнула варева и протянула гостю.
На этот раз князь, чуток поколебавшись, ложку ко рту поднес и сделал маленький глоток, демонстрируя доверие к собеседнице. В кувшине оказался самый обычный густой мясной бульон.
— Многого просишь, — повторила берегиня. — Да токмо достойны ли вы этих радостей? Может, черны ваши души от злобы, а руки кровью людскою залиты? Может, из мест родных вас изгнали оттого, что боги и смертные бесчинств ваших терпеть более не смогли и права на родину лишили?
— Никто нас не прогонял, — в задумчивости Словен допил из ложки бульон и протянул ее обратно девушке. — Мы с братом сами ушли. Старшие мы в роду, вот и решили удел отцовский младшим оставить, дабы ссор меж нами не случалось и до вражды кровавой дело не дошло. Сами мы сколоты, внуки Сварога великого, сотворившего небо и твердь земную. У отца нашего, да будет легким его последний путь, нас пятеро уродилось. Я, Рус, Болгар, Коман и Истер. Пока росли, дружны были. А как отец ушел, начался лай. Отец ведь нас на разные рода посадил. Пока он своей волей решал, кому куда, места на всех хватало. А тут вдруг стало, как уменьшилась земля втрое. Шага не ступить, чтобы кого из соседей не обидеть. Уже и драки случаться начали. Да крови, слава Велесу, не допустили мы, одумались. Земли-то вокруг много. Так почто ссориться из-за того, чего вокруг вдосталь? Вот мы с Русом и порешили младшим нашим отчую могилу оставить. Сами пошли новые места искать. Чтобы не тесниться, чтобы всего вдосталь было. Искали долго. Ведь, почитай, всецело рода свои увели, от мала до велика. Скотину, добро увезли. Словом, быстро бежать не получалось. Но зато охотников опытных во все стороны рассылали, дабы о местах хороших, как вернутся, сказывали. Поначалу ничего к душе не лежало. То мокро, то сухо. То болото одно, то ни рек, ни ручьев округ. Но вот, однако же, здесь понравилось. Отныне здесь порешили жить. Я — по эту сторону озера, а брат — по ту. Чтобы и рядом, и не тесниться. Вот так…
Князь замолчал. Теперь, когда он рассказал свою историю, словно слив боль, на сердце стало легко и покойно. И не болела больше душа за младших, которым ныне раздольно быть должно на отцовских землях, и за Руса тоже — он ведь действительно рядом, дня за три легко дойти можно. И место, кажется, выбрал он для новой жизни удачное. Хотя, конечно, время покажет. Коли до весны голода не будет — можно корни пускать, не бояться.
— Не те ли это сколоты, — задумчиво поинтересовалась собеседница, — что противились воле Нефелима, желавшего порядок вокруг Эвксинского моря насадить?
— А ты такое откель знать можешь, берегиня? — вскинул голову князь. — Давно ли духи лесные о делах дальних стран так наслышаны стали? Да можешь ли ты, вообще, беду али радость принесть? Сама-то почто безволосой ходишь? Никак, больная ты, да исцелиться-то и не можешь!
— Да как смеешь ты, дикарь, мне, хранительнице Великого, такие слова говорить?! — вскочила девушка. — Да я одним пальцем все племя твое в порошок стереть могу, и следа от него не останется.
— Ох, гневлима ты не по уговору, — со смехом поднялся и князь. — Глянь, как щеки зарумянились, да глазки-то заблестели. Нет, не дух ты лесной, берегиня! Девка ты обычная, хоть и хитрая. Да заводная.
Он неожиданно положил тяжелую руку девушке на затылок, притянул к себе и крепко поцеловал в алые губы.
— Да как ты… — Она вырвалась, взмахнула рукой с растопыренными пальцами над костром. Пламя взметнулось выше князя и тут же исчезло, словно костра не было и в помине.
Князь потоптался, пытаясь хоть что-то разобрать в темноте — но его собеседница исчезла бесследно. Глаза постепенно привыкли к темноте, луна наконец дотянулась до чащобы своим желтоватым светом. Словен присел, положил руку на пропавшее кострище.
