– Ты даже не представляешь, как я тебя хочу.
Она села на стол и с жадностью обхватила меня ногами за бедра. Внутри у нее все пылало, но я не обжегся, когда зашел к ней на огонек. Тропинка давно была протоптана, но я на другое и не надеялся. Да и не в том я был состоянии, чтобы мечтать о романтических встречах с нецелованной девой. Я испытывал обычный, но лютый мужской голод, и с жадностью набросился на горячее блюдо. Плевать, чем все это закончится!
Голодный человек не растягивает удовольствие как искушенный гурман. Он хватает пищу кусками, ест с жадностью и быстро. Именно поэтому меня хватило ненадолго.
Лиза бесновалась в приступе страсти, но при этом тонко чувствовала меня, предугадала финал и отпустила себя. С жадностью обхватив мои бока, она крепко прижалась ко мне и завибрировала в унисон со мной. О столь слаженном дуэте я мог только мечтать.
Какое-то время Лиза висела на мне, наслаждаясь тишиной, затем встала на ноги. Ничего не говоря, она повернула меня к себе спиной, забрала свою одежду и скрылась в ванной. Я зачехлился, вернул пистолет на место и занялся чаем.
Лиза вернулась на кухню в тех же голубых джинсах. Но вместо свитера на ней была шелковая футболка, под которой смутно угадывались ягодки сосков.
– Ничего не было, – сухо сказала она, сев за стол.
– Так никто ничего и не говорит.
Я поставил перед ней чашку с чаем, но Лиза на нее даже не глянула.
– Значит, ты теперь с фабричными? – Она пошевелила пальцами, показывая ими на пачку дамских сигарет, которые лежали на холодильнике.
Лиза и сама могла бы взять их, но ей хотелось, чтобы я поухаживал за ней. Почему нет?
Я подал ей сигареты, открыл форточку и ответил:
– С фабричными, а что?
– У меня парень есть. Он из самарских.
– Слышал о таких, – кивнул я.
– Фабричные их реально опустили. Я к Мише подошла, помоги, говорю, на мать наехали, так он сопли пустил. – Лиза презрительно усмехнулась.
– Зачем он тебе такой нужен?
– Не нужен. Так ведь достает.
– Хочешь, я с ним поговорю?
– Хочу! – Лиза пронзительно глянула на меня.
– Чтобы отстал?
– Да, чтобы отстал.
– Но так у нас же ничего не было, – насмешливо сказал я.
– Ничего и не было. – Она загадочно усмехнулась, затушила сигарету, взяла меня за руку и повела на второй этаж. – А теперь будет! – сказала Лиза, закрывая дверь в свою комнату.
Она раздевала меня медленно и нежно, заставляя трепетать каждую клеточку моего тела. А когда мы снова вошли с ней в унисон, все эти клеточки взвыли от восторга в едином громовом хоре.
Ради таких моментов я готов был поговорить не только с каким-то Мишей, но и со всей самарской братвой сразу.
Мягкая эротичная музыка, интимный полумрак, пьянящий коктейль и горящие глаза напротив. Самоед в баре полный хозяин, одно только его слово, и под нас освободят подсобку, а там кушетка и все такое. Но я не хотела уединяться с ним. Эротическая музыка в красном тумане ничуть не трогала меня, коктейль не пьянил.
– Здорово, братва! – Медяк не просто зашел в бар, но заполнил его собой.
Он залихватски подмигнул мне, с пакетом в руке подошел к стойке, с небрежностью прожигателя жизни бросил на нее стодолларовую купюру, едва глянул на бармена и заявил:
– Организуй нам чего-нибудь.
Зато наш стол он рассматривал со снисходительной ухмылкой на лице. У меня коктейль, перед Самоедом – штофик с водкой и никакой закуски.
Вроде бы наша бригада и держала этот бар, но денег на достойную поляну не хватало. Разве что иногда, а сегодня рядовой, ничем не примечательный день. Дело было вечером, делать было нечего.
Негусто у нас на столе. Медяк заметил это, но ничего не сказал. Он достал из пакета, развернул и развесил на руках роскошную женскую дубленку с меховым воротником.
– Это тебе! – сказал парень, глядя на меня с улыбкой до ушей.
Дубленка супер, именно о такой я и мечтала, но ведь ясно же, что Медяк покупал меня.
– А я тебя просила? – резко спросила я.
– Но тебе же нужно! – Парень слегка опешил.
– Мне много чего нужно! Но я не у всех беру!
– А у Колоды?
– Я у него не брала!
– А дубленка?.. Ты же не отказывалась.
– Это другое дело.
Гена дербанил торгашей. Ему в принципе было все равно, что брать – дубленку для меня или куртку для кого-то еще. А Медяк не вымогал эту вещь. Он за нее заплатил, а теперь меня купить хочет.
– Какое другое дело? – вскинулся Медяк.
– Ты что, не въезжаешь?! – вскипел Самоед. – Тебе сказали, куда засунуть свой подарок? Сказали? Где сортир, знаешь? Знаешь! Иди и засовывай!
Я поощрительно глянула на Лешу. Что-то перегорело в нем с тех пор, как менты закрыли Колоду. Страха перед тюрьмой вроде бы уже и не было, но и в бой он как-то не очень рвался. Ему понравилось дело, которое предложил Слава Кречетов, но сам он почему-то им не занялся, переложил все на Медяка и даже не особо интересовался, как у них там и что. Меня удивляла его столь вялая реакция на происходящее, я выговаривала ему, но Леша так и не встретился с Кречетом, который и коней оседлал, и гнал их во весь опор. У него в упряжке Медяк, Буян, Грыжа, Хомяк, а Самоеду и дела до них нет.
– А тебе что, завидно? – Медяк зло глянул на него.
– Завидно?! – взвыл от возмущения Самоед.
– Сам ты такой прикид сделать не можешь!
– А на какие шиши этот прикид?.. Где бабки и отчет?
– Бабки у Кречета! Он там рулит!
– Бабки должны быть у нас!
– Будут у нас. Как только с товаром разрулимся, шестьдесят процентов на братву, все как договаривались. Кречет не обманет.
– Да, но ты уже из этих процентов снимаешь, – кивком показав на дубленку, с упреком сказал Самоед.
– Так я чисто аванс взял. Ты же не можешь Ритку нормально одеть.
– Кто не может?! – вскинулся Леша.
– Ты не можешь! – в лицо ему выпалил Медяк.
– Ну ты и морда!..
Я помнила, с какой легкостью Самоед размазал его по стенке. Именно это он попытался повторить и сейчас. Но Медяк был начеку, сумел отбить первый удар и сам ответил так мощно, что Леша сел на задницу. А подняться ему Медяк не дал. Он упал на колено перед ним и локтем сверху вниз ударил его в лицо. Голова Леши прилипла к полу. Избиение продолжалось.
Он убил бы Самоеда, если бы я не врезала ему ногой в затылок. Удар у меня не слабый, но Медяк его как будто и не почувствовал. Он еще раз стукнул Самоеда, поднялся и повернулся ко мне. Нахальная насмешливая ухмылка стерла дикую злобу с его лица.
