Да и внешность местных жителей заметно изменилась. Здешние туземцы были выше ростом, темнее и выглядели более изящными, нежели их собратья из Транскея. Я отметил также присутствие многочисленных мужчин. Они куда-то шагали небольшими группами или же сидели, отдыхая, на обочине дороги. Там, где европейская одежда не скрывала тела, привлекала гладкая кожа, блестевшая на солнце, будто начищенная графитом. Что касается женщин, то они, как и везде, были заняты повседневными делами — таскали вязанки дров или тяжелые кувшины с водой. Движения их были отмечены все той же естественной грацией, хотя мне показалось, что здешние жительницы отличались большей живостью, чем женщины коса и пондо.
Само слово «Эшове» — звукоподражание, оно служит еще одной очаровательной попыткой местного населения передать шум ветра в лесных дубравах. Название станет понятным, если взглянуть на зулусскую столицу — город стоит на высоком холме в окружении великолепных лесов. Располагается он в двадцати милях от морского побережья, но благодаря возвышенному месторасположению в Эшове относительно прохладно. С первого взгляда мне показалось, что вся столица — великолепный отель, огромный универмаг и несколько магазинчиков, выстроившихся вдоль главной улицы. Однако позже я обнаружил, что вокруг центра разбросано множество каменных зданий — во всяком случае вполне достаточно для того, чтобы, собрав их вместе, составить небольшой респектабельный городок. В Эшове имеются как минимум четыре церкви, здание суда, больница, полицейский участок, современный плавательный бассейн, сельскохозяйственный колледж и здание, в котором печатается местное периодическое издание под названием «Зулуленд тайме».
Подсознательно я ожидал, что, забравшись в такую глушь, увижу вокруг себя одни черные лица. Каково же было мое удивление, когда в гостиничном холле я застал всю ту же публику, что и в каком-нибудь Илфракуме или Боскуме. Даже престарелая леди со своим бесконечным вязанием привычно сидела в угловом кресле. Персонаж, запомнившийся мне еще с раннего детства! Обед включал шотландскую похлебку и самый лучший пирог с почками, какой мне довелось попробовать за долгое время. В разговоре с хозяйкой отеля я похвалил их кухню и высказал предположение, что повар у нее, должно быть, англичанин или шотландец.
— О нет, — отвечала дама, — он зулус. Не желаете с ним познакомиться?
И она отвела меня в отдельно стоящее здание кухни, где представила маленького и пухлого зулуса в белоснежном поварском колпаке (уж не знаю, почему, но он напомнил мне «дурацкий колпак» — тот самый, что в былые дни надевался ленивым ученикам в виде наказания). У повара было труднопроизносимое имя Мзвайи. В ответ на мои комплименты он сообщил, что много лет назад работал у «замечательной английской миссус», которая и научила его готовить все эти блюда.
Я преклоняюсь в восхищении перед этой незнакомой мне дамой. Именно они — эти неведомые скромные женщины — являются подлинными знаменосцами нашей цивилизации. И я подумал: что толку увенчивать лаврами наших политических лидеров? Ведь они не сделали ничего такого, что могло бы сравниться по своей пользе с подвигом англичанки, научившей зулусского слугу готовить превосходный пирог с почками! Я бы с удовольствием встретился с этой «замечательной миссус» Мзвайи и поблагодарил ее за весомый вклад в южноафриканскую цивилизацию.
К вечеру я почувствовал себя настолько уставшим, что уже в девять часов отправился в постель. Мне показалось, едва я успел сомкнуть глаза, как уже наступило утро. Я был разбужен деликатным появлением зулусской девушки, которая поставила на мой прикроватный столик поднос с утренним чаем. Яркое солнце заливало всю комнату. Откуда-то из ветвей соседнего дерева доносилось знакомое «хо-хо» — ибо никто не удосужился научить южноафриканских птиц настоящим утренним трелям.
6
Если выехать из Эшове и проехать примерно шестьдесят пять миль на северо-восток, вы окажетесь возле брода Роркес-Дрифт. Здесь располагается печально знаменитая Исандлвана, а неподалеку находится место, где окончил свои дни наследник империи. Вот интересно, многие ли из наших современников вообще вспомнят название «Исандлвана»? А ведь восемьдесят шесть лет назад наши прадедушки живо обсуждали приключившуюся здесь трагедию. История эта наделала много шума в прессе и стала предметом обсуждения на заседании парламента.
А случилась она через тридцать лет после Блад-Ривер, когда зулусы уже успели оправиться от сокрушительного поражения и потихоньку объединялись вокруг нового военного лидера Кетчвайо, чтобы начать новый раунд борьбы против белых захватчиков. Осознавая неизбежность войны, британское правительство послало сюда свои войска. О, это была великолепная армия, призванная продемонстрировать всему миру очевидные превосходства европейского военного искусства! Здесь были уланы, привыкшие бросаться в лобовую атаку. Ах, как живописно они выглядели, с их медными трубами и трепещущими на ветру вымпелами! Были здесь и артиллерийские части с передвижными орудиями, а также отряды натальских добровольцев. Опытные бурские военачальники — такие как Крюгер и Жубер — прекрасно понимали, что европейские методы ведения войны не срабатывают в условиях африканского фронтира. Они предупреждали командующего британской армией, лорда Челмсфорда, что единственно действенная тактика — разослать по округе конные дозоры, а самим встать укрепленным лагерем и ждать, когда появятся зулусы. Однако в Олдершоте к такому не привыкли, а потому все советы буров были отвергнуты с истинно британским высокомерием.
Итак, под звуки духового оркестра войска вступили на зулусскую землю, готовясь к победоносному маршу. И здесь одна из колонн подверглась внезапному нападению 20-тысячной армии Кетчвайо. Англичане оказались захвачены врасплох и не сумели дать достойный отпор. Восемьсот британских солдат и пятьсот местных добровольцев пали жертвами молниеносной атаки зулусов. Полевой лагерь остался стоять в неприкосновенности — будто ничего и не случилось, боеприпасы тоже не тронули. Но вся территория была усеяна изрубленными телами людей и животных. Такой предстала Исандлвана взору просвещенной Европы.
Кетчвайо в конечном счете потерпел тяжелое поражение в битве при Улунди. Здесь британская армия прибегла к испытанному построению каре, вполне оправдавшему себя под Ватерлоо. По сути, это был все тот же укрепленный лагерь, стены которого составляли живые люди, а в центре укрывалась кавалерия. Как и в битве на Блад-Ривер, в критический миг стенки каре разомкнулись и выпустили наружу стремительную конницу. В результате неприятель был разбит наголову, сам Кетчвайо попал в плен. Это сражение навсегда уничтожило военную мощь зулусов.
Кроме того, я хотел увидеть место, где погиб наследник империи. Мне рассказывали, что по приказу королевы Виктории там установили каменный крест, на котором высечена надпись: «Возведен в память о Наполеоне Эжене Луи Жане Жозефе, принце империи, который погиб, помогая британским войскам проводить разведку боем. На этом самом месте 1 июня 1879 г. принц подвергся нападению зулусского отряда и встретил смерть, сражаясь лицом к лицу с врагами».
Надо сказать, что прибытие наследника империи, сына Наполеона III и прекрасной императрицы Евгении, сильно осложнило жизнь лорда Челмсфорда. Этот молодой человек был настроен весьма решительно. В свое время, в возрасте четырнадцати лет, он стал свидетелем триумфа французской армии (1870). А вот краха империи под Седаном он не видел, поскольку был заблаговременно отослан к матери. Теперь, когда Наполеон III лежал в могиле, юноша формально стал наследником императорского престола. Более того, его честолюбие было уже отравлено криками «Да здравствует император!» — именно так его приветствовали в Англии толпы французских роялистов. Ибо для них он был императором Наполеоном IV. В этом юноше роялисты видели надежду Третьей империи! Сами понимаете, какой обузой являлся столь высокопоставленный офицер для любого главнокомандующего. А уж тем более в стране, где из-за любого куста может вылететь остро заточенный ассегай.
