Именно здесь, на огибающей Честер «священной Ди», в далеком 973 году Эдгар Миротворец продемонстрировал свое величие, повелев шести покоренным королям перевезти себя через широкую и полноводную реку. Именно здесь, в Честере… Я мог продолжать до бесконечности — реанимируя то одну, то другую картину из истории Честера. Однако уже поздно, луна поднялась высоко, заливая своим мертвенным светом притихший город с его старинными домами, выросшими на красной черепице Древнего Рима.
2
При пересечении границы Чешира и Ланкашира пейзаж кардинально меняется. Разница более существенная, чем, скажем, при переезде из Корнуолла в Девон или при смене южных равнинных графств дикими болотами Уэльса. Здесь путник вступает в пределы так называемой индустриальной Англии.
Я сверился с картой: мой путь пролегал между Ливерпулем (слева) и Манчестером (справа), примерно на расстоянии шестнадцати миль от каждого из них. Далеко на западе виднелась дельта Мерси, там над плоской равниной поднимались багровые клубы дыма. Справа же повисла огромная, в полнеба, серая туча, обозначающая месторасположение Манчестера. Эти зловещие приметы могли означать только одно: мое длительное путешествие по «зеленой» Англии — той части страны, куда не дотянулась промышленная революция, подходит к концу. На протяжении нескольких месяцев мне удавалось избегать встреч с последствиями этой самой революции. В окрестностях Бристоля, правда, располагалось несколько фабрик, но я предпочел держаться от них подальше. Точно так же оставил в стороне Бирмингем с его промышленными комплексами и направил свои стопы в милую моему сердцу Старую Англию. И вот теперь, похоже, моему везению пришел конец: я неминуемо двигался в сторону Новой Англии — с ее переполненными городами и замусоренными окраинами, с ее мощными прокатными станами и дымящими заводскими трубами, с ее отравленными реками, в которых медленно течет черная вонючая вода, и бесконечными рядами одинаковых серых домишек. Это Англия угля и химикатов, Англия хлопка, стекла и железа.
И все же сколь неистребима английская глубинка! Невозможно уничтожить все ее поля, вытоптать зеленую английскую траву и срыть проселочные дороги. Даже здесь, на узкой полоске земли между двумя крупнейшими гигантами промышленного Севера, люди продолжали косить траву и ворошить сено — практически под сенью заводских труб.
Любовно перебирая в памяти образы доброй старой Англии, я заранее страшился этого путешествия по «Черному поясу». Тем удивительнее был странный трепет, который я ощутил в своем сердце при въезде в Уоррингтон. Расстилавшийся передо мной индустриальный пейзаж поражал своей мрачной мощью: темные громады фабричных зданий; заводские трубы, группами вздымавшиеся в различных частях города; огромные маховики, замершие на входе в шахты, а за ними — зияющие таинственной чернотой шурфы; и над всем этом медленно дрейфующее облако смога.
Здесь, в Уоррингтоне, я впервые услышал цоканье башмаков на деревянной подошве; увидел фабричных работниц, прятавших волосы под косынками, и почувствовал запах, который неизменно присутствовал во всех деревнях и промышленных городах Ланкашира — запах рыбы и жареной картошки.
Фабричный город может даже понравиться, если смотреть на него сверху, откуда-нибудь с холма. Но стоит спуститься на улицы с длинными, смахивающими на бараки домами (их строили без всяких изысков, на скорую руку — лишь бы было куда заселить заводских «рабов»), и сердце сожмется от боли за оскверненную английскую землю. Единственным утешением служит тот факт, что подобные города — достаточно редкое явление на фоне удивительной зелени сельской Англии. Соберите воедино обитателей какого-нибудь Уоррингтона и бросьте в гущу полей и лесов. Несколько минут — и они бесследно растворятся, затеряются на окрестных просторах. С Лондоном дело обстоит сложнее: он гораздо дальше от настоящего леса, чем уже упомянутый Уоррингтон.
По воскресеньям во всех серых деревушках Ланкашира собираются рабочие-горняки. Они сидят на корточках, привалившись к стенам, их натруженные руки бессильно свисают меж колен. Эти мужчины — единственные в Англии, кто позволяет себе, подобно арабам, сидеть на корточках. Как правило, в центре группы крутится белая гончая на поводке. Рабочие сидят, курят и с нескрываемой надеждой наблюдают за проходящим мимо шоссе.
На одном из поворотов я увидел табличку с надписью «Уиган» и решил заглянуть в городок. Кто же сможет противиться соблазну познакомиться с Уиганом?
3
Уиган — если бы в нем не проживали крепкие и решительные ланкаширские парни — наверняка имел шанс стать самым «затюканным» городом в Англии. На протяжении многих лет он был жертвой неудачной шутки. Стоило какому-нибудь артисту мюзик-холла произнести со сцены слова «Уиган-пир»
[46]
, и зал тут же покатывался со смеху. Та легкость, с которой само имя воздействовало на чувства аудитории, в известном смысле ответственна за неслыханный успех шутки.
Для миллионов людей, которые в глаза не видывали и никогда не увидят Уигана, название этого города стало символом непролазного мрака и нищеты. Дело зашло настолько далеко, что исполненный патриотизма местный совет предпринял ряд мер, дабы положить конец затянувшейся шутке. Однако в борьбе со сложившейся традицией уиганцы потерпели поражение — старая острота продолжает жить! По мнению некоторых представителей деловых кругов Уигана, такое положение вещей сильно мешает процветанию города, поскольку отталкивает возможных инвесторов. Об этом остается лишь пожалеть, ведь Уиган не только предлагает удобные участки под возведение новых фабрик и заводов, но и берется обеспечить необходимые условия для их строительства. Здесь уже существует налаженная транспортная инфраструктура, достаточный рынок труда и топливная база.
Мне достаточно было провести в городе десять минут, чтобы понять: шутками здесь и не пахнет! Уиган представляет собой вполне преуспевающий город-курорт (сопоставимый по значению, например, с Уэднисбери) в самом сердце Черной страны. Кроме того, он вполне может оспаривать славу некоторых стаффордширских центров гончарного искусства. Признаюсь, я и сам до некоторой степени пребывал в плену у всеобщего мнения об этом городе. Прибыв сюда, я намеревался запечатлеть картину бесконечного мрака и уныния — грязные улицы, каналы с застоявшейся водой и бледные, худосочные жители, которые влачат нищенское существование в этом обреченном городе.
Господи, что за чепуха! Познакомившись с Уиганом лично, могу сказать: я бы не отказался провести отпуск в этом городе — по крайней мере короткий отпуск.
— Сдается мне, что ваш город бессовестно оклеветали, — сказал я мужчине, стоявшему посреди главной улицы.
— Рад слышать это, сэр! — весело воскликнул он. — Лично я прожил в Уигане всю свою жизнь и не променял бы его ни на какой другой город.
Мужчина одарил меня теплой улыбкой и предложил показать достопримечательности. Я ответил, что предпочел бы самостоятельно познакомиться с ними. Мой собеседник снова просиял. Я обратил внимание, что все уиганцы проявляют крайнюю доброжелательность, стоит им убедиться в вашей искренней симпатии к городу.
