— Повернитесь спиной к источнику, загадайте желание, выпейте воду, а остаток выплесните в источник через левое плечо. Тогда ваше желание обязательно исполнится!
— Вы уверены? — спросил я.
Девушка посмотрела на меня с некоторой тревогой, как если бы я потребовал гарантий. Наконец она нашла аргумент:
— Сам Георг III приходил сюда пить воду.
— И что, его желания исполнялись?
— Не знаю, — призналась она, сильно смутившись и покраснев.
Я не стал усугублять ситуацию. Сделал все, как мне велели: загадал желание, выпил воду, остаток выплеснул в источник. Вокруг собралось несколько местных жителей. Все они хранили молчание, за исключением одной старухи.
— Как-то раз сюда пришел король, — сообщила она. — В ту пору, когда еще был принцем Уэльским.
— И что же он загадал?
— Так он нам и сказал! Помню, один старик, который жил внизу, в деревне, набрался храбрости и крикнул: «Чего вы пожелали? Наверное, прекрасную принцессу?» Но король так и не ответил!
Все громко рассмеялись — видно, смелость земляка пришлась им по душе. Миновав ворота фермы, я вышел на главную дорогу и направился обратно в город короля Георга.
6
— Вот, — произнес подрядчик карьера, обводя широким жестом открывающийся ландшафт, — можете полюбоваться, откуда брали камень для Святого Павла!
Я стоял лицом к морю на высоком утесе в восточной части острова Портленд. Подо мной среди холмов лежала укромная долина — дикая, безлюдная местность. Склон представлял собой крутой искореженный срез геологического пласта — будто здесь порезвилась некая мифическая раса великанов, выворотив огромные валуны из их древнего ложа и обнажив зазубренные корни скалы, которые теперь постепенно зарастали травой и полевыми цветами.
Подрядчик обернулся, указывая на притаившуюся внизу уютную бухту, где волны набегали и разбивались о галечный пляж.
— Многие церкви, ныне украшающие Сити, вышли из той огромной дыры! Вот эти старые карьеры на восточной стороне хорошо послужили сэру Кристоферу Рену, когда он перестраивал Лондон. Мы часто находим камни того времени: он их выбрал и пометил своим клеймом. Но потом ему что-то разонравилось, и он оставил их здесь, так и не отправив в столицу. Взгляните! Говорят, вот эту колонну вырезали для собора Святого Павла, но, видать, не судьба!
Я тоже повернулся посмотреть на старую серую колонну, которая могла бы стоять на Ладгейт-Хилл, а вместо этого валялась в зарослях ежевики. Колючие ветви подбирались все ближе к несостоявшейся колонне, ласково оплетали ее, как бы утешая за прошлую неудачу. Мы стали спускаться по крутой дороге, покрытой таким толстым слоем известняковой пыли, что она, подобно муке, оседала на нашей одежде и образовывала серую пленку на руках. По пути мастер указал на длинную вертикальную выемку в скале.
— Кенотаф! — хладнокровно пояснил он, будто речь шла о самых обыденных вещах.
Мы пошли дальше.
— Я помогал выбирать некоторые камни для Кенотафа, — продолжал мой провожатый, — верхние части с завитками. Приходилось отыскивать самый чистый, самый белый мрамор на острове.
Внизу, на побережье, показался карьер, в котором велась добыча белого строительного известняка. Мы остановились на некотором расстоянии и стали наблюдать. В настоящий момент рабочие, стоя на каменных приступочках, загоняли плоский железный брус под слой породы (еще благодарение богу, что портлендский известняк так удобно располагается). Стрела подъемного крана развернулась, опустив в карьер прочную цепь, которую прикрепили к железному брусу. После этого кран заработал на подъем и тянул до тех пор, пока от породы не отломался изрядный пласт приблизительно прямоугольной формы.
Наверху тоже трудились рабочие: они обтесывали вынутую ранее породу — огромные плиты кремового цвета. Свою сияющую белизну здешний известняк приобретает только со временем, под действием природных факторов, а изначально он вот такого, серовато-кремового цвета. Вы и сами можете в этом убедиться, если прогуляетесь по Стрэнду и сравните вновь построенный Буш-хаус с древним Сомерсет-хаусом. Когда-нибудь, прокалившись на солнышке, Буш-хаус потеряет свой нынешний вид и сольется с серебряным одноцветьем Лондона.
— И куда пойдет весь этот камень? — спросил я у подрядчика, указывая на вздымавшиеся глыбы.
— Этот? На Риджент-стрит!
Портлендские карьеры — помимо того сентиментального интереса, который они порождают у каждого лондонца, — вообще интересное место для экскурсии. Вы смотрите на склон холма и видите четкий разрез геологической плиты, формирующей остров, прямо как на архитектурном плане. Вначале идет тонкий поверхностный слой почвы, под ней располагается более глубокий пласт непригодного камня, который не используется в строительстве — его, как правило, вынимают и выкидывают в море. В результате возле западной оконечности острова вырос еще один маленький островок из бесполезного известняка — высотой около четырехсот футов.
Непосредственно за порожней породой идет то, что горные мастера называют «прослоем пустой породы» — странного вида серая бугристая масса, слегка напоминающая бетон. Здесь сплошь и рядом попадаются окаменелости — деревья и рыбы. Я выковырял множество великолепных каменных мидий, отличный экземпляр устрицы размером с чайное блюдце и каменную ветку от дерева, которое росло на Портленде миллионы лет назад. Последняя выглядела настолько убедительно (если не учитывать, конечно, ее веса), что страдающий близорукостью человек вполне мог обмануться и принять ее за настоящую древесину.
Что интересно, корни большинства таких деревьев находятся в означенном «прослое», а ветви и сучья проросли в слой пустой породы. И наконец, за «прослоем» идет та самая ценная порода, использующаяся в строительстве, — она залегает правильными пластами.
Если вы видели вкрапления окаменелых мидий в портлендском известняке, то легко их узнаете в цоколе статуи короля Карла на Чаринг-Кросс, — в ней полным-полно морских ракушек.
— Не срежем ли мы весь остров до уровня моря? — со смехом повторил мой вопрос мастер. — Не при нашей жизни, сэр! Здесь столько камня, что хватит всему миру еще лет на пятьсот!
Раньше я ничтоже сумняшеся полагал, будто знаю свой город.
Теперь же я осознал, что никто не в состоянии понять Лондон, не исследовав древние расселины этого белого острова, который является праматерью нашей столицы. Как вы сможете постичь красоту Лондона? Только через извечную переменчивость портлендского камня. Он годами собирает и впитывает в себя продымленные городские тени — так же, как деревья срастаются с паразитирующим на них лишайником. Поэтому в пасмурные дни камень выглядит серым, мрачным и непостижимым в своей задумчивости. Вы так привыкаете к этому зрелищу, что останавливаетесь, потрясенные, когда он внезапно начинает сверкать на солнце яркой белизной. У Лондона сотня настроений, он капризен и многогранен, как хорошенькая женщина.
