Гней Эдий вновь сделал попытку уйти и снова вернулся.
— Что ты так на меня смотришь? — почти злобно спросил он. — У меня не было выхода. Я должен был находиться в этой мерзкой компании, должен был любой ценой оказаться как можно ближе к Юлу и к Юлии. Чтобы быть в курсе событий. Чтобы в критический момент защитить Феникса… Они ведь не только на каждом углу декламировали его стихи. Они ему приписали гимны Мутуну и Тутуне!.. Слава великим богам, я многое заранее предвидел! Я предчувствовал, что удар последует неожиданно и нам не дадут времени к нему подготовиться. Поэтому, не обращая внимания на протесты Феникса, на его нарастающую брезгливость ко мне, на его нежелание видеть и слышать меня, я всё ему насильно рассказывал, я заставлял его слушать о Юлиных похождениях, в которых сам был непосредственным участником… Я жертвовал собой. Самое страшное — в глазах моего любимого друга! Но, не сделай я этого, он бы погиб. Уже тогда!.. Сейчас я вернусь и тебе расскажу.
Тут Вардий вышел из нашего шатра и направился к тем работникам, которые разрыхляли почву под виноградными лозами.
Свасория двадцать третья. Пожар
Вернувшись, как обещал, рассказал.
Но этот его рассказ я постараюсь сделать как можно более кратким. Ведь столько теперь у нас понаписано об этом великом и злосчастном годе — тринадцатом консульстве божественного Августа. И почти у каждого историка собственная версия. Ты сам, милый мой Луций, насколько мне известно, оставил заметки. Я их, к сожалению, не читал, но знаю, что в них ты тоже попытался объяснить происшедшее.
А вот что мне Вардий рассказывал, очевидец и непосредственный участник событий:
I. В четвертый день перед майскими идами состоялось тридцать лет назад обещанное и с тех пор с нетерпением ожидаемое освящение храма Марса Мстителя. И храм и новый форум, на котором он разместился, тогда еще не были достроены до конца. Но Август не утерпел и открыл Марсов храм солнечным утром Марсова праздника, освятил всем сенатом, можно сказать, всем Римом, ибо несметные толпища запрудили центр Города: все наши три форума и их непосредственные окрестности; толпились в Велабре, глазели с восточного склона Капитолия и с южного спуска Виминала. Было объявлено, что отныне именно в этом храме, а не на Капитолии, сенат будет принимать решения об объявлении войны и об учреждении мира, отсюда отправятся в провинции проконсулы и легаты, сюда во время триумфов будут приносить украшения победоносные полководцы.
Величие храма, его архитектурное великолепие и совершенство не стану тебе, Луций, описывать — ты сам его сотни раз видел. Однако вспомню стихи:
Смотрит воинственный бог на фронтон высокого зданья
И одобряет, что высь непобедимым дана.
Смотрит на вход, где висит оружие разного рода
Из отдаленных земель, римским покорных сынам;
Видит праотцев ряд Юловой славной семьи,
Видит и Ромула он, отягченного царским доспехом,
И описания всех подвигов славных мужей.
…Вардий мне несколько раз эти стихи продекламировал, обращая внимание, что все предки Августа тут были почтены славой и представлены изображениями, что Ромул красовался в царских доспехах. И, когда храм освящали, утверждал Гней Эдий, воистину у каждого присутствовавшего было такое ощущение, что сам неустрашимый Градив, непобедимый Маврос, всеоружный Мститель, великий Марс взирает с небес на свое новое жилище, вспоминает божественного Юлия, благодарит его великого сына и продолжателя Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа и гордится великим римским народом!
В цирке справляйте теперь эти Марсовы игры, квириты!
Сцена театров мала мощному богу служить!
…И точно: по окончании церемонии освящения и по завершении молебнов, одновременно вознесенных в новом храме, в храме Юлия Цезаря, в храме Юпитера Гремящего на Капитолии, в храме Юпитера Победоносного на Палатине, в храме Юпитера Освободителя на Авентине, в храме Венеры на Целии и в храме Юноны на Эсквилине, народ повалил смотреть гладиаторские бои в цирки, а затем устремился на правый берег Тибра, где на искусственном озере состоялось грандиозное морское сражение, в котором участвовали множество различных судов и без малого три тысячи человек — пол-легиона!
На следующий день, третий перед майскими идами, в только что освященном храме Марса Мстителя состоялось первое в его истории заседание сената. И на этом заседании… Нет, давай по порядку.
Накануне Марсовых игр Август, готовясь к торжествам, собираясь с силами и с мыслями, пребывал в Анции. И в полдень к нему явилось посольство римских плебеев, которое, добившись приема, как говорится, «поднесло ему имя Отца Отечества», то есть попросило принять на себя этот высший из титулов. Август поблагодарил послов и решительно отказал им в их просьбе.
Но от него не отстали. На следующий день в Риме, после освящения Мстителя, когда принцепс входил в цирк, его восторженно приветствовала огромная толпа в лавровых венках. Август их вновь поблагодарил и вновь отказался, но уже не так решительно.
И вот на заседании сената, на третий день, Марк Валерий Мессала Корвин просит слова, встает и говорит: «Да сопутствуют счастье и удача тебе и дому твоему, Цезарь Август! Такими словами молимся мы о вековечном благоденствии и ликовании всего государства. Ныне же сенат в согласии с римским народом поздравляет тебя Отцом Отечества». А Цезарь Август, пока Мессала говорит, растерянно качает головой; потом, когда Корвин умолкает, закрывает лицо руками; а когда вновь открывает лицо и видит, что все сенаторы встали и ему рукоплещут, всех призывает к молчанию и со слезами на глазах произносит срывающимся от волнения голосом: «Достигнув исполнения моих желаний, о чем еще я могу молить бессмертных богов, отцы сенаторы, как не о том, чтобы это ваше единодушие сопровождало меня до скончания жизни!»… На всякий случай напомню тебе, мой далекий товарищ, что эти слова Мессалы и Августа все историки цитируют одинаково. Стало быть, всё так было в точности сказано.
Воистину: великое счастье, когда тебя сопровождает всенародное единодушие! Прекрасное торжество, когда твои желания исполнены!
II. А на следующее утро, в канун майских ид, по Городу поползли слухи. Якобы поздней ночью, когда утомленные играми и чествованиями Отца Отечества — Цезаря Августа ведь не только в сенате почтили, но стоило ему выйти из храма Марса Мстителя, как его окружила толпа, образованная из всех цензов и сословий, которая не дала принцепсу вернуться в свою резиденцию, а повлекла его сначала на молебен в храм Юлия Цезаря, а затем в театр Марцелла на представление в его честь, составленное из многочисленных поэтических славословий, ранее сочиненных Вергилием, Горацием, Варием и другими поэтами; — так вот, когда римляне отшумели, отпраздновали и, разбредясь по домам, улеглись спать, в Город между вторым и третьим рожком с трех сторон — по Фламиниевой, Яникульской и Остийской дорогам — одновременно вступили три большие группы людей, чуть ли не центурии по численности. Стражники их безропотно пропустили, так как во главе скопищ стояли известные и крайне влиятельные граждане — сенаторы и один консуляр. Чинно и спокойно миновав ворота, люди эти, празднично одетые, двинулись к Тиберинскому острову и, там сойдясь, словно обезумели: мужчины раскачивались всем телом и выкрикивали какие-то странные стихи и дикие пророчества, а женщины, сорвав с себя верхнюю одежду, распустив по плечам волосы, устремились к реке, окунали в воду пылающие факелы, которые, будучи начинены горючей серой с известью, вспыхивали и горели еще ярче после того, как их вынимали из Тибра.
