Боязно, а иногда ты рогатым быком становился.
Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.
А иногда, текучей воды подражая обличью,
Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.
А я тебе так скажу: Протей постоянно меняется и в этих изменениях будто ищет себя и свой истинный облик.
Узы его — морские сети, в которые он ловит свою добычу и сам в них запутывается.
Огонь его — таинственное морское свечение, которое мы иногда наблюдаем при нарождающейся луне, или «шары Диоскуров», которые перед окончанием бури опускаются на мачты истерзанных кораблей.
Стрелы его — их почти не чувствуешь в сердце, потому что они в нем растворяются и проникают в голову, туманят глаза и взор их обращают тебе в душу. Ты уже не возлюбленную свою видишь, а самого себя в объятиях возлюбленной. Не ее жаждешь привлечь и познать, а любящего себя приблизить и разглядеть, удержать или оттолкнуть, полюбить или возненавидеть.
Протей, пожалуй, самый нежный и ласковый из амуров, потому что ласкает прежде всего самого себя. И он же — самый презрительный из эротов, потому как, если начнет презирать, себя унижает в первую очередь.
Вот как я вечно гоним купидона неверным дыханием, —
однажды про Протея изрек Пелигн. А я говорю: он именно гонит, как ветер гонит волны, как волны несут корабли и лодки, как река крутит и вертит листья и щепки, потопляя на дно и выбрасывая на поверхность.
Протей не только сам постоянно меняется. Именно он, амур Протей, в грядущем веке и на следующей станции превратит Юпитера в быка, в орла, в лебедя, в дождь, в мужа Алкмены.
Протей не гогочет, как Приап. Он тихо смеется и задумчиво улыбается. Но смех и улыбки его лукавы и насмешливы. Но:
…тем, кому улыбнется амур, открыто Венера
Радость дарит свою, —
как сказано у Тибулла.
Вардий замолчал. А потом сообщил:
— На Крите, на четвертой станции, Венера Венета с помощью амура Протея стала обучать людей основам культуры, а юношей и девушек — тонкостям любовной игры.
И вместе с этим стало развиваться поэтическое искусство. В эпоху Приапа люди сочиняли лишь примитивные сатиры и грубые комедии. С Протеем же появились любовные элегии — более тонкий и высокий род поэзии.
Нереиды элегии вдохновляют и им покровительствуют.
Вардий перевел дух и заключил:
XVIII. — К концу четвертого божественного месяца Юпитер возрос, свергнул своего отца Сатурна и воцарился на Олимпе. Титанов одного за другим стали низвергать в Тартар: вслед за Сатурном сослали Иапета, за ним — Гипериона, сотворившего солнце, за ним — Коя…
Венера Венета не стала дожидаться, когда дойдет очередь до ее любовника Крия, и лунной сине-зеленой ночью бежала с Крита — сначала на остров Наксос, а затем — в Микены.
До Наксоса она летела на зимородках, от Наксоса плыла верхом на дельфине.
Протей за ней не последовал. Но с Крита тоже переселился — на остров Фарос, у берегов Египта.
Пятая станция
Венера Урания
Уйдя от фонтана, мы еще немного поднялись по аллее и остановились перед низкорослым кустарником с какими-то незнакомыми мне, прямо-таки огненными цветами. Из кустов поднималась тщательно отшлифованная мраморная стела с горельефом. На горельефе изображена была колесница, а на колеснице — юноша. Мне показалось, что волосы у него были выложены как будто бы янтарем, а всё остальное, говорю, было из мрамора.
— Это, наверное, пятая станция? — спросил я.
Не отвечая на мой вопрос, Эдий Вардий стал рассказывать:
XIX. — В начале месяца квинтилия Венера приплыла в многовратные Микены и там поселилась, выжидая, пока новые боги окончательно свергнут старых.
В соседний с Микенами Аргос прибыла с Самоса Юнона-Гера, сестра великодержавного Юпитера-Зевса. И первое время Венера и Юнона жили не то чтобы дружно, но каждая богиня в своем городе царствовала и в дела соседки не вмешивалась.
Но тут на Венеру положил свой зеленый глаз синевласый Нептун, которому брат Громовержец доверил морское пространство. Нептун стал домогаться Венеры, утверждая при этом, что он, дескать, пришел на смену древнему Крию и, стало быть, вместе с морским владычеством обрел право и на Венеру Венету, которая отныне ему и только ему должна принадлежать.
«На царство мое положиться ты можешь по праву:
В нем ты сама рождена, Киферея!» —
так он тоже говорил, если верить Вергилию.
Венера Нептуну отказала.
И тогда он, обиженный и разгневанный, стал подстрекать свою сестрицу Юнону, накатывая на нее волну за волной наветов и измышлений.
«Микены — намного царственнее Аргоса. И ты, моя прекрасная сестра, должна жить именно в этом городе, — шелестел Нептун. — Ты прибыла в Элладу, чтобы сделать своего державного брата своим супругом и воцариться над миром, — нашептывал он. — Но тебе это едва ли удастся! — стучал он камнями. — Венера, эта чуждая нам богиня, соблазнит и женит на себе Юпитера, как она уже совратила древних Титанов в Азии и на Крите! — гремел он прибоем. — Венера, а не ты, воцарится над миром. А тебя, волоокая, вновь отправит на Самос, к диким народам!» — морем ревел и холмы сотрясал разъяренный Нептун, угрожая Юноне.
Так он науськивал свою сестру против Венеры. И, наконец, добился своего — Юнона возненавидела Венеру и стала ее притеснять.
Как она это делала — нам сейчас не важно. Важно, что Венера была вынуждена покинуть Микены и перебраться в Коринф.
И именно в Коринфе мы полагаем пятую станцию, о которой ты спрашиваешь.
XX. — В Коринфе царствовал тогда Гелиос, которому Юпитер поручил солнечную колесницу, — продолжал Вардий и, задрав голову и закатив глаза, стал декламировать:
Солнца высокий дворец подымался на стройных колоннах,
Золотом ясным сверкал и огню подражавшим пиропом.
Поверху был он покрыт глянцевитой слоновою костью,
Створки двойные дверей серебряным блеском сияли.
Венера Венета вступила в этот дворец и узрела перед собой солнечного бога.
Сидел перед нею, пурпурной окутан одеждой,
Феб на престоле своем, сиявшем игрою смарагдов.
С правой и левой руки там Дни стояли, за ними
Месяцы, Годы, Века и Часы в расстояниях равных…
Вардий опустил голову, открыл глаза и, лукаво на меня глянув, заметил:
— Венере этот Гелиос не то чтобы понравился. Ей, древнейшей из богинь, ставшей теперь бездомной, надо было где-то обосноваться. И она решила жить с этим солнечным, жарким и душным.
