— Не знаю я священника Зохева, — ласково и виновато ответил ей Филипп.
— Очень прошу тебя! Помоги мне! Я уже долго здесь хожу! — просила женщина, правой рукой прижимая к груди голубя, а левой не отпуская рукав Филиппа.
Филипп огляделся по сторонам и увидел неподалеку, возле передней колонны, какого-то человека в священническом одеянии. Тот беседовал с двумя торговцами голубей, мужчиной и женщиной.
Филипп подошел и спросил:
— Вы не подскажете, где нам отыскать священника Зохева?
Священник даже не посмотрел в его сторону, продолжая беседовать с торговцем. А торговка оценивающе оглядела спутницу Филиппа с ног до головы, а затем, глянув на Филиппа, усмехнулась и спросила:
— А зачем тебе Зохев?
— Вот, женщина его ищет, — ответил Филипп.
— А ей он с какой стати понадобился? — продолжала любопытствовать торговка.
Тут женщина с голубем выпустила рукав Филиппа и, шагнув вперед, сказала:
— Мне нужно принести жертву очищения. Мне нужен отец Зохев.
Священник и торговец перестали разговаривать, но продолжали смотреть друг на друга.
— Пусть идет во Двор женщин и возле Никаноровых ворот покажет своего голубя одному из контролеров, — с усталым безразличием сказал торговец.
— Я уже там была. Они не хотят принимать моего голубя! — с отчаянием в голосе воскликнула пожилая женщина.
— Ну, значит, птица не годится, — не повернув головы, ответил торговец и сделал вид, что собирается продолжить прерванный разговор со священником.
А женщина с голубем повернулась к Филиппу и, умоляюще на него глядя, бормотала:
— Они не приняли жертву. Но я рассказала им, что я — вдова, что целый месяц копила деньги на голубя. Я их очень просила. И тогда один из них, молодой та кой, сжалился и велел искать священника Зохева. Он сказал: если священник Зохев, который у нас главный, разрешит принять твою птицу, тогда, так уж и быть, возьмем ее у тебя.
Уже с раздражением Филипп шагнул вперед и, обращаясь к священнику, сказал:
— Послушайте, авва. Может быть, все-таки вы придете на помощь и подскажете бедной женщине, где ей найти отца Зохева.
Лишь после этого священник повернул голову и с недоумением стал на него смотреть.
А торговка хихикнула, зачем-то подмигнула Филиппу и заговорщически сообщила:
— Он и есть отец Зохев.
— Ну, вот, видите! — радостно воскликнул Филипп. А священник наконец подал голос и спросил:
— Где приобрела голубя?
— В Хануйофе купила! — тоже радостно откликнулась женщина. — На Елеонской горе.
— А когда купила?
Третьего дня.
— Снаружи купила или внутрь вошла?
— Снаружи. Я всегда снаружи покупаю, потому что там немного дешевле.
Торговка снова хихикнула. А торговец быстро спросил:
— И жетона тебе, конечно, не дали?
— Какого жетона?.. Я всегда покупаю там голубей, каждый месяц, и никакого жетона мне никогда не дают.
— Приближается пасхальная неделя. Никак нельзя без жетона, если приобретаешь птицу за пределами Храма, — назидательно произнес торговец голубями.
А священник вздохнул и, даже не глянув на голубя, которого прижимала к груди пожилая женщина, сурово объявил Филиппу:
— Сколько раз можно повторять одно и то же: если покупаете в Хануйофе, покупайте внутри, а не снаружи и требуйте жетон, никогда не берите без жетона… Нет, не могу разрешить жертву. Птица почти наверняка с изъяном и нечистая.
— Слушай, мил человек, — вдруг предложила торговка, насмешливо глядя на Филиппа, — купи ей одного из наших голубков. Их любой контролер с поклоном пропустит. Сам отец Зохев осматривал. Вот, хочешь этого голубка, — торговка показала на клетку, в которой сидели голубь и голубка, — он еще утром летал с подругой над Масличной горой. Муженек мой поймал в Гефсимании… А лучше сразу парочку бери. Пусть твоя вдовушка не только очистится, но и жертву за грех принесет. На всякий случай. — Тут торговка снова подмигнула и хихикнула.
Филипп растерянно молчал. А торговец прибавил, сурово и убедительно:
— Тебе, господин, за два ассария отдам. А за три ассария — сразу двух голубей.
— За два ассария — одну птицу?! — вскричала бедная вдова. — В Хануйофе снаружи за один ассарий дают двух птиц, и даже внутри — за пять лепт!
Женщина так разволновалась, что всплеснула руками, забыв о голубе…
Голубь скользнул у нее вниз по одежде, но перед полом растопырил крылья, несколько раз подпрыгнул на разноцветной мозаике, скакнул в сторону и взлетел в сторону двора, едва не ударив в лицо Гилада, который уже стоял у левой колонны.
У правой колонны стоял Узай.
А в центре, в нескольких шагах от входа в портик, Филипп увидел Иисуса.
Несколько мгновений Иисус смотрел на Филиппа, а Филипп смотрел на Иисуса.
Затем Иисус повернулся и пошел по Двору язычников в сторону северного портика.
Толпа расступалась перед Иисусом. Он шел по двору в дымном и пыльном мареве. Вернее, марево было вокруг, но сверху сквозь пыль и сквозь дымку прорвался яркий и чистый солнечный луч.
И луч этот шел вместе с Иисусом, освещая Его.
А через северный портик в Храм вдруг влетел ветер. Он взвихрил пыль, поднял ее над булыжными плитами и стал раздвигать в стороны, вместе с ней вытесняя дымку и солнечный сумрак, гоня их на портик Соломона и на стену Двора женщин.
Этому ветру навстречу шел Иисус. Стремительно и грозно. Пояс у Него развязался и упал. Синий плащ распахнулся и наполнился ветром. Словно парус. Словно синие крылья.
Посох свой Иисус отшвырнул в сторону. И будто от этого резкого движения обезумели и рванули к северному портику сперва овцы, а за ними — волы и быки, раскидывая в стороны погонщиков, в проходах между колоннами сметая столы и товары, торгующих и покупающих. Вскричал и взревел северный портик, возопил и заблеял от удивления, от страха и давки.
От этого крика и рева Филипп наконец пришел в себя и, выбежав на двор, кинулся следом за Иисусом.
Но сомкнулась толпа и не пропустила Филиппа. А затем попятилась, подалась назад и закачалась в стороны, так что Филиппа сперва выбросило почти на ступени Красных ворот, а потом подхватило и повлекло в противоположную сторону — к тому месту, где он недавно стоял и где двое менял подсунули злосчастному покупателю бракованную монету.
Филипп уперся руками в колонну, чтобы не наскочить на менял и сдержать наседавших на него людей.
И пока боролся с приливом толпы, увидел, что двое менял поспешно собирают со стола монеты и без разбору кидают их в короб.
