Господин и слуга позавтракали в кладбищенской тишине, всю
дорогу до театра молчали, причем Маса демонстративно глядел в окно. Японец все
еще дулся из-за того, что Эраст Петрович не посвящает его в ход расследования.
И очень хорошо, думал Фандорин. Желания мириться у него пока не возникало.
В начале репетиции, дождавшись, когда интересующее его лицо
освободится, Эраст Петрович исполнил то, ради чего приехал.
Интересовал Фандорина исполнитель роли воришки Константин
Ловчилин.
– Вы – «информант»? – без предисловий спросил Эраст
Петрович, уведя актера в коридор.
– То есть?
– Вы обслуживаете Царя? Не з-запирайтесь. За десять дней до
премьеры я видел папку с вашей ролью в портфеле у Мистера Свиста. Ведь цвет
вашего амплуа желтый?
Подвижное лицо «проказника» все запрыгало, глаза быстро
замигали. Костя молчал.
– Если станете упрямиться, я расскажу о вашем побочном
приработке Штерну, – пригрозил Фандорин.
– Не надо, – быстро сказал Костя и оглянулся, нет ли кого
поблизости. – Я ведь ничего плохого… Ну, отвечаю на вопросы: как у нас и что.
Рассказываю об изменениях в репертуаре. Когда внезапно появилась ваша пьеса,
Царь, конечно, заинтересовался. Между прочим, ему очень понравилось. Он
предсказал большой успех.
– Мерси. Значит, вы находитесь с Царем в постоянном общении?
– Нет, я всё больше со Свистом. С Царем редко. Последний
раз, когда про вас разговаривали. Он очень любопытствовал…
– В самом деле?
– Да. Спрашивал мое мнение – можно ли ему сделать вам ценный
подарок по случаю премьеры. Я отсоветовал. Говорю, господин Фандорин – человек
замкнутый, нелюдимый. Ему это может не понравиться…
– Да вы п-психолог.
– Царь не удивился. По-моему, он про вас больше моего знает…
Эраст Петрович вспомнил свою стычку со Свистом. Понятно.
Царь заинтересовался новым драматургом, велел навести о нем справки и узнал
много интересного. Что ж, это очень кстати.
– Где вы виделись с Царем? У него в Конторе?
– Да. Меня отвезли куда-то за Останкино.
– Место запомнили? – небрежно спросил Эраст Петрович.
– Запомнил. Но Свист сказал, они оттуда завтра съезжают. А
это почти две недели назад было…
– Где Царь квартирует сейчас, знаете?
– Откуда же?
С минуту подумав, Фандорин сказал:
– Тогда вот что. Подите передайте Царю з-записку через
Свиста. Он как раз торчит перед театром. Вот вам карандаш, листок. Пишите.
«Фандорин расспрашивал про вас. Нужно встретиться». Вас немедленно отвезут в
Контору.
Ловчилин послушно записал все под диктовку, однако скептически
покривил толстые губы.
– С какой стати? Подумаешь, драматург задает какие-то
вопросы. Вы не знаете, что за человек Царь. Это ого-го какой человек!
– Свист отвезет вас к Царю немедленно, – повторил Эраст
Петрович. – Они будут нервничать. Вы скажете им, что в разговоре с вами я
обмолвился о своих п-подозрениях. Мол, Фандорин думает, что Смарагдова и
Лимбаха убили люди Царя.
– Как это «убили»?! Они покончили с собой! – взволновался
Костя. – И потом, на вашем месте я не стал бы задирать этих людей. Они могут
обидеться.
– Вечером я заеду к вам в г-гостиницу и вы мне расскажете,
обиделись они или нет. Но самое главное – хорошенько запомните, куда вас отвезут.
Из окна фойе Фандорин наблюдал, как подтверждается его
предположение.
Вот вышел Ловчилин, приблизился к Мистеру Свисту. Что-то
сказал, искательно вжав голову в плечи. Передал свернутый листок. Липков
развернул, нахмурился. Начал о чем-то расспрашивать. Потом махнул рукой – и
дальше всё было, как накануне. Подбежали два «пинчера», подкатил «форд», вторая
машина перегородила улицу. Актера повезли на беседу с самодержцем московских
спекулянтов.
До вечера Эраст Петрович предпринял еще один демарш – провел
встречу с господином Шустровым, предварительно протелефонировав в
«Театрально-кинематографическую компанию». Предприниматель сказал, что примет
драматурга немедленно.
– Ну что, надумали? – спросил Андрей Гордеевич, пожимая
посетителю руку. – Будете писать для меня сценариусы?
Кабинет у него был какой-то нерусский. Мебель тонкокостная,
из жердочек и металлических палок; огромные от пола до потолка окна с видом на
Москву-реку и торчащие за нею фабричные трубы; на стенах странные картины – всё
сплошь кубы, квадраты да ломаные линии. Эраст Петрович современного искусства
не понимал и не любил, но относил это на счет своего немолодого возраста. У
каждой новой эпохи собственные глаза и уши – хотят другое видеть, другое
слышать. Когда-то и уютные импрессионисты казались хулиганами, а теперь у
почтенного капиталиста над письменным столом висит жуткая фиолетовая баба с
тремя ногами, и ничего.
– Игра, которую вы затеваете, серьезная, – степенно молвил
Фандорин, задержав взгляд на афишах новейших европейских фильмов («Дантов ад»,
«Древнеримская оргия», «Шерлок Холмс против профессора Мориарти»). – Но и я
человек серьезный. Должен знать и понимать правила.
– Естественно, – кивнул молодой миллионер. – Что вызывает у
вас опасения? Я отвечу на любые вопросы. Меня чрезвычайно интересует
сотрудничество с таким человеком, как вы. Зачем вы скрываетесь от репортеров?
Почему обозначили свое имя на афишах одними инициалами? Это неправильно, это
ошибка. Я хотел бы и вас сделать «старом».
С этим господином нужно было говорить напрямую. Потому
Фандорин спросил без обиняков:
– Как вы уживаетесь с Царьковым? Насколько я понимаю, без
хороших отношений с этим дельцом создание в Москве театрально-зрелищной
индустрии очень затруднительно, а то и невозможно.
Вопрос в лоб Шустрова не смутил.
– С Царем я уживаюсь отлично.
– Вот как? Но ведь вы сторонник ц-цивилизованного
предпринимательства, а он – ловец рыбы в мутной воде, полубандит.
