Дело было хорошо знакомое, небесприятное. Эраст Петрович по
праву считал себя мастером выслеживания. В последние годы ему самому редко
доводилось исполнять роль «хвоста». Тем охотнее тряхнул он стариной.
Удобная штука автомобиль – можно взять с собой и несколько
нарядов, и гримерные принадлежности, и необходимые инструменты, и даже чай в
термосе. В девятнадцатом веке приходилось вести слежку в менее комфортных
условиях.
На Театральной площади Эраст Петрович объекта не обнаружил,
поэтому перебрался в Камергерский проезд и увидел начальника барышников у
подъезда Художественного театра. Липков, как обычно, стоял вроде бы без дела,
насвистывал, иногда к нему подходили люди – наверняка «жучки» или «пинчеры», а
может быть, «информанты». Разговор всякий раз был недлинный. Иногда Свист
открывал свой зеленый портфель и что-то доставал или, наоборот, прятал. В
общем, трудился в поте лица, не отходил от рабочего места.
Машину Фандорин поставил в полусотне шагов, возле магазина
дамского платья, где были тарированы несколько экипажей и авто. Наблюдение вел
при помощи отличной немецкой новинки: фотобинокля, который давал возможность
делать моментальные снимки. На всякий случай Эраст Петрович фотографировал
всех, с кем беседовал Мистер Свист – не столько для практической пользы,
сколько для проверки аппарата.
В половине третьего объект двинулся с места – пешком, из
чего следовало, что идет он недалеко. Сначала Фандорин хотел проследовать за
ним прямо в авто, благо движение в Камергерском было оживленное и пешеходов хватало,
однако вовремя заметил, что Свиста сопровождают: по обеим сторонам улицы,
отстав на 15–20 шагов, шли двое молодых людей крепкого сложения. Обоих Эраст
Петрович некоторое время назад запечатлел на камеру. Очевидно, это были
«пинчеры», исполняющие при своем начальнике функцию телохранителей.
Пришлось расстаться с «изоттой-фраскини». Одет Фандорин был
в неприметную тужурку-реверси (с одной стороны она была серой, а вывернешь
наизнанку – коричневой). В заплечной сумке, с какими ходят коммивояжеры, имелся
запасной наряд, еще одна двухсторонняя куртка. Накладная бородка на клею
собственного рецепта снималась одним движением; очки в роговой оправе делали
лицо почти неузнаваемым.
Объект проследовал по Кузнецкому Мосту, свернул направо и
занял позицию у крайней колонны Большого театра. Там всё повторилось: Свист
щелкал замком портфеля, обменивался несколькими словами с суетливыми людишками.
Пожалуй, можно отлучиться за автомобилем, рассудил Фандорин.
Уже понятно, что от Большого объект переберется к «Ноеву ковчегу» – очевидно,
это его привычный маршрут.
Десять минут спустя «изотта-фраскини» стояла между двумя
театрами, откуда удобно было вести наблюдение в обе стороны.
Мистер Свист переместился к кассам «Ковчега» ровно в четыре.
«Жучки» тут были иные, чем у Художественного и Большого, а «пинчеры» те же
самые. Они прикрывали своего предводителя справа и слева, но близко не
подходили.
Недалеко от служебного входа торчал еще какой-то человек в
надвинутой на глаза шляпе и легком пальто из чесучи. Фандорин обратил на него
внимание, потому что человек этот вел себя странно: всякий раз, когда дверь
открывалась, прятался за обклеенную афишами тумбу. Пришлось выйти из машины и разглядеть
интригующего господина поближе. Он был черняв, с большим кавказским носом и
сросшимися на переносице бровями. Судя по выправке, из военных. Эраст Петрович
его сфотографировал – не биноклем, конечно. Для незаметной съемки на близком
расстоянии имелась у него детективная камера Штирна: плоская коробочка,
закрепляемая под одеждой, с мощным светосильным объективом, который был
замаскирован под пуговицу. Неудобство чудесного изобретения заключалось в
одном: оно было однозарядное, и вскоре Фандорин убедился, что потратил кадр
впустую. К Мистеру Свисту кавказец не проявлял ни малейшего интереса и в
контакт с ним не вступал. В начале шестого, после окончания репетиции, из
подъезда начали выходить актеры. Когда появилась Элиза в сопровождении
Простакова и Клубникиной, подозрительный тип спрятался.
Фандорин жадно припал к биноклю. Женщина, лишившая его
гармонии, сегодня была бледна и грустна, но все равно невыразимо прекрасна. Она
махнула рукой – отпустила автомобиль. Вместе с двумя остальными пошла в сторону
Охотного Ряда. Должно быть, решили прогуляться до гостиницы пешком.
Мужчина в чесучовом пальто двинулся вслед за актерами, и
Эраст Петрович понял, что это всего лишь очередной воздыхатель. Ждал появления
красавицы, дождался, теперь будет красться за нею по пятам, млея от восторга.
Нет, подтанцовывать в этом мимансе я не стану, сердито
подумал Фандорин и заставил себя перевести бинокль с изящного силуэта Элизы на
опостылевшую глиняную физиономию Липкова.
«Пора бы тебе, дружок, домой. Что уж так на службе
надрываться?» – прошептал Эраст Петрович.
Мистер Свист, будто услышав, махнул рукой – к театру
подъехал черный закрытый «форд», прежде стоявший близ фонтана. «Пинчеры»
кинулись к машине. Один распахнул дверцу, второй озирался по сторонам. Вот все
трое уселись.
Фандорин включил двигатель, готовый следовать за «фордом».
Подавил зевок. Дело шло к концу. Сейчас выясним, где у Царя лежбище.
Не тут-то было!
Когда «форд» отъехал от тротуара, мостовую перегородил еще
один автомобиль, открытый «паккард». Внутри сидели трое молодцов точно того же
типа, что липковские телохранители. Не обращая внимания на крики извозчиков и
гудение клаксонов, шофер «паккарда» дал машине Свиста повернуть за угол и лишь
потом неспешно тронулся с места. Можно было, конечно, проследовать за
автомобилем прикрытия – он наверняка ехал тем же маршрутом, но рисковать не
стоило. От слежки на колесах придется отказаться. Москва не Нью-Йорк и не
Париж, машин на улице мало, каждая бросается в глаза. Охранники «паккарда»
непременно срисуют настырную «изотту», именно для этой цели Свиста и
сопровождает второй автомобиль.
Получаюсь, что день потрачен впустую. Если не считать того,
что Фандорин убедился в труднодостижимости поставленной цели. И того, что
несколько секунд смотрел на Элизу.
Внезапные препятствия для Эраста Петровича всегда были не
более чем поводом мобилизовать дополнительные ресурсы интеллекта. Так случилось
и в этот раз, причем особенных усилий не понадобилось. Задачка все-таки была не
из сложных, и новое решение сыскалось быстро.
На следующий день он поехал в театр вместе с Масой. Согласно
установленным Штерном правилам, репетиции репертуарного спектакля должны были
идти каждый день. Учение Ноя Ноевича гласило, что премьера – это только начато
настоящей работы, всякое новое представление пьесы должно быть совершеннее
предыдущего.