На третий день, после очередной репетиции, Элиза заехала к
нему домой, в небольшой флигель, что притаился в старом, тихом переулке.
Предлог для визита был почтенный: Эраст предложил ей выбрать для роли кимоно,
веера и еще какие-нибудь японские вещицы, которых у него дома видимо-невидимо.
Ничего такого она и в голове не держала, честное слово. Ей просто было
любопытно посмотреть, как живет этот загадочный человек. Дом может очень многое
рассказать о своем обитателе.
И дом действительно многое поведал об Эрасте Петровиче –
даже слишком, во всем сразу и не разберешься.
Повсюду идеальный, можно сказать, неживой порядок, как это
бывает у застарелых, педантичных холостяков. Следов постоянного женского
обитания никаких, но кое-где острому взгляду Элизы попались штучки, очень
похожие на кипсейки прошлых увлечений: миниатюрка юной блондиночки в глубине
книжного шкафа; изящный гребешок, какие были в моде лет двадцать назад;
маленькая белая перчатка, будто случайно забытая под зеркалом. Что ж, он прожил
жизнь не монахом, это нормально.
Неловких пауз не возникало. Во-первых, в обществе этого
мужчины ничуть не тягостно было и помолчать – Эраст Петрович фантастически
владел трудным искусством паузы: просто смотрит на тебя, и уже не заскучаешь. А
во-вторых, в доме было столько интересного, обо всем хотелось расспросить, и он
охотно начинал рассказывать, после чего беседа дальше шла сама, в любом
направлении.
Элиза чувствовала себя в полной безопасности – даже наедине,
в пустом доме, джентльмен вроде Фандорина ничего неподобающего себе не
позволит. Не учла она лишь одного: умные разговоры с умным мужчиной всегда
действовали на нее возбуждающе.
Как же всё вышло?
Началось с абсолютно невинной вещи. Она стала разглядывать
гравюры, спросила про диковинное существо: лисицу в кимоно, с высокой дамской
прической.
Это кицунэ, японский оборотень, объяснил Фандорин.
Коварнейшее создание. Она сказала, что кицунэ ужасно похожа на Ксантиппу
Лисицкую и позволила себе несколько уничижительных замечаний по поводу сей
малоприятной особы.
– Вы говорите о г-госпоже Лисицкой с ожесточением, – покачал
он головой. – Она ваш враг?
– А вы разве не видите? Эта злобная, мелочная тварь меня
просто ненавидит!
И тут он произнес маленькую речь, каких за эти три дня она
слышала уже несколько и, хоть иронически называла их про себя «проповедями»,
успела к ним привыкнуть, даже полюбить. Возможно, в них и заключалась главная
прелесть общения с «путешественником».
– Никогда не делайте этой ошибки, – сказал Фандорин с очень
серьезным видом. – Не принижайте своих врагов, не обзывайте их оскорбительными
словами, не изображайте их ничтожными. Тем самым вы принижаете себя. Что вы
собою п-представляете сами, если имеете столь презренного противника? Если вы
уважаете себя, вы не станете враждовать с тем, кто не достоин уважения. Не
будете же вы, если вас облаяла дворняжка, вставать на четвереньки и г-гавкать
на нее в ответ. Кроме того, когда враг знает, что вы относитесь к нему с
уважением, он отвечает вам тем же. Это не означает п-примирения, но помогает
избегать в борьбе подлостей, и к тому же дает возможность закончить войну не
истреблением, а миром.
Он был дивно хорош, когда нес эту очаровательную околесицу.
– Вы настоящий интеллигент, – с улыбкой молвила Элиза. – Я
сначала приняла вас за аристократа, а вы классический интеллигент.
Фандорин тут же разразился филиппикой в адрес интеллигенции
– он сегодня был непривычно разговорчив. Наверное, так на него действовала ее
близость. Хотя не исключено и другое (это Элиза уже потом додумалась). Как
человек умный и знаток психологии, Эраст Петрович мог заметить, сколь сильно
действуют на слушательницу его «проповеди», и сполна воспользовался этим
оружием. Ах, она так и не научилась его понимать!
Орация, на которой Элиза окончательно растаяла, была
следующая:
– Я не считаю это комплиментом! – горячо заговорил Фандорин.
– «Классический интеллигент» – существо для России вредное, даже г-губительное!
Сословие вроде бы симпатичное, но обладает роковым недостатком, который так
верно подметил и высмеял Чехов. Интеллигент умеет достойно переносить невзгоды,
умеет сохранять благородство при поражении. Но он совершенно не умеет побеждать
в борьбе с хамом и мерзавцем, которые у нас так многочисленны и сильны. До тех
пор, пока интеллигентское сословие не научится д-драться за свои идеалы, ничего
путного в России не будет! Но когда я говорю «драться», я не имею в виду драку
по правилам хама и мерзавца. Иначе сам станешь таким же, как они. Это должна
быть драка по своим правилам, правилам б-благородного человека! Принято
считать, что Зло сильнее Добра, потому что не ограничивает себя в приемах –
ставит подножку, бьет из-за угла или ниже пояса, нападает вдесятером на одного.
Поэтому, борясь со Злом по правилам, победить якобы невозможно. Но подобные
разговоры происходят от г-глупости и, простите, импотенции. Интеллигенция –
сословие мыслящее, в этом его мощь. Если оно проиграет, то из-за того, что
плохо воспользовалось своим главным оружием, интеллектом. Довольно приложить
интеллект, и станет ясно, что у благородного человека арсенал гораздо мощнее, а
броня неуязвимей, чем у самых ловких махинаторов из охранки или у революционных
вождей, что посылают на смерть альтруистических мальчиков. Вы спросите, в чем
состоит арсенал и б-броня благородного человека, не опускающегося до низменных
средств борьбы..?
Ни о чем подобном Элиза спрашивать не собиралась. Волнение,
с которым говорил Эраст Петрович, тембр его голоса действовали на нее мощнее
любого афродизиака. В конце концов она перестала противиться растекающейся по
телу слабости, прикрыла глаза и сама, первая, с тихим вздохом положила руку ему
на колено. В чем арсенал и броня благородного человека, Элиза так и не узнала.
Фандорин умолк не докончив фразы и, разумеется, притянул ее к себе.
Дальнейшее, как это происходило с нею в подобных случаях,
запомнилось обрывками и отдельными образами – скорей, осязательными и
обонятельными, нежели зрительными. Мир любви волшебен. В нем становишься совсем
иным существом, делаешь невообразимые вещи и нисколько их не стесняешься. Время
меняет темп, разум милосердно отключается, звучит неизъяснимо прекрасная
музыка, и чувствуешь себя античной богиней, парящей на облаке.
