— Не помешаю?
Я отрицательно покачал головой, и Шульц вошел в один из массажных отсеков. Двумя руками он снял дорогие кожаные туфли, поставил их на тумбочку и по-турецки уселся на кушетке. В его движениях не было ни малейшей небрежности. Я продолжал мыть пол, а справа, словно из ложи обитого белым театра, на меня смотрел Шульц. Я молчал, и Шульц молчал. Я чувствовал, как руки перестают меня слушаться, и кровь приливает к лицу. Мне давно уже надо было выполоскать тряпку, но я был не в силах прервать монотонный ритм скольжения по линолеуму. Наконец, я разогнулся и неоправданно решительным движением снял тряпку с швабры. Наклонясь над ведром, погрузил тряпку в булькающую от выходящего воздуха воду, несколько раз прижал ее к самому дну и отпустил. С безразличием утопленника тряпка медленно всплыла к поверхности. Специалист по лечебным ваннам следил за моими манипуляциями, не произнося ни слова. Когда я отжимал тряпку, между моими красными блестящими пальцами сочилась мутная вода.
— Отдохните, — тихо сказал Шульц.
Отдыхать в присутствии Шульца было предприятием странным, но говорить, что я не устал, мне показалось еще большей нелепостью. Я поставил швабру прямо и облокотился на нее. Это движение, как смутно припоминалось мне, я уже видел в каком-то фильме. Немой фильм о веселой поломойке. Я тоже был нем.
— Отдохните, — повторил Шульц, указав мне на кушетку рядом с собой. — Знаете, что такое расслабляющий массаж? Не знаете. Ну, так я вам покажу.
— Нет, спасибо, — с трудом выговорил я, разглядывая неподобающее сочетание моих джинсов с простыней кушетки. — Я думаю, это дорогое удовольствие.
— Дорогое, — согласился Шульц. — Но вам я его доставлю совершенно бесплатно. Пусть дорогое удовольствие будет для вас просто удовольствием.
Оставаясь в носках, Шульц мягко подошел к письменному столу, снял свой кожаный баварский пиджак и повесил его на спинку стула. Мощный его торс без пиджака выглядел еще внушительнее. Так же основательно, как и все, что он делал прежде, Шульц расстегнул пуговицы на рукавах рубахи. По обилию волос на тыльной стороне ладони я и раньше догадывался, что по этой части природа его не обделила. Но только когда он закатал рукава, я понял, как волосат был этот человек.
— Массажем можно вылечить все — сказал Шульц. — Почти все. Можно почти все выразить: ненависть, преданность, брезгливость. Можно признаться в любви. Это как балет — поэзия движений. Особая философия, согласны?
— Философия трения, — вставил мой мужественный двойник.
— Сводить массаж к трению — все равно, что дирижирование называть маханием. Ни трение, ни даже сила не имеют с массажем ничего общего. Для того чтобы вы изменили ваше мнение, предлагаю начать с массажа ступней, одной из самых тонких форм этого искусства. Так что можете снять ваши кроссовки и лечь на кушетку.
Меня смущала некоторая необычность происходящего, но еще в большей степени я стеснялся запаха своих ног после езды на велосипеде и утренней уборки. Я решил возразить более энергично, но, опередив меня, Шульц встал передо мной на корточки и стал развязывать мне шнурки. Заправским движением он снял поочередно обе моих кроссовки, а затем и носки, которые аккуратно повесил на металлический поручень кушетки. Каменея, я думал о том, что его нос находится прямо у моих ступней. Их запах чувствовался уже вовсю.
— Не стоит носить обувь, в которой ноги не дышат, — сказал Шульц, мягко обняв мои ступни руками.
— Давайте я подготовлюсь к массажу, и мы сделаем его в следующий раз.
— Ложитесь и расслабьтесь. Мне и в голову не приходит упрекать вас в запахе, это естественный запах здорового тела со всеми его выделениями.
Деревянным движением я опустился на кушетку, оказавшуюся довольно жесткой.
— Да расслабьтесь же, лягте всем телом, каждой его точкой! Если хотите знать, этот запах мне даже нравится. Он гораздо приятнее того медицинского амбре, которое распространяет моя полуживая клиентура.
Обеими руками Шульц взял мою левую ногу и без всякого видимого усилия стал ее разминать. Поглаживая внешнюю сторону стопы одной рукой, большим пальцем другой руки он медленно надавливал на пятку.
— Ступня человека — это как панель управления в автомобиле, — говорил Шульц тихим голосом. — Здесь есть рычаг к каждому органу. Сейчас мы массируем пятку: она связана с тазобедренной областью. Точка чуть дальше, у края ступни, — с позвоночником. Впрочем, позвоночник лучше массировать непосредственно, чувствуя каждый его диск.
От негромкого завораживающего голоса Шульца, от его умелого прикосновения по всему моему телу шла теплая волна. Мне было невыразимо приятно, и, стыдясь, что это отражается в моем взгляде, я закрыл глаза. Расслабившись до почти неприличной степени, я почувствовал, что с мышечным напряжением ушла и моя воля. Я превратился в тело, в груду белка, в материал массажиста. Выражение «быть в чьих-то руках» заплясало в моем мозгу и налилось плотью. Это была плоть моей ступни.
— Несколько точек в ложбинке под пяткой отвечают за кишечник и мочеточник. Продвигаясь по этой ложбинке, примерно до ее центра, встречаемся с двенадцатиперстной кишкой и локтевым суставом. Дальше — пищевод, чуть выше — желудок, а рядом с ним — солнечное сплетение. Ближе к пальцам — сердце, дыхательные пути и спина, у внешнего края ступни — плечи и предплечья. А здесь — Шульц нажал на основание мизинца — ухо. Через один палец от него — глаз, следующий палец — лоб и челюсть. Наконец, большой палец — это мозг. Вам нравится такая экскурсия? А сейчас мы пройдем все эти точки одновременно. Такой способ массирования называется «крапива».
Шульц стал довольно мощно растирать мою ступню, причем его руки двигались в противоположных друг другу направлениях.
— Вижу, что нравится, и поверьте, не только вам одному. Сюда и кое-кто из ваших знакомых заходит, например, фрау Хоффманн. Уж не знаю, чем вы там с ней за закрытыми дверями занимались, — здесь Шульцу удалось развить свою мысль средствами массажа, — но чем бы вы там ни занимались, я не осуждаю вас ни в малейшей степени. Молодому организму это нужно, и лучше уж трахать старую бабу, чем заниматься онанизмом или иметь дело с девочками и их беременностью. Кстати, в отношении беременности самое безопасное — с мужчинами. Впрочем, мало ли есть способов разрядиться. Но Хоффманн-то хороша! «Ах, кажется, дверь захлопнулась!» Скажу вам на всякий случай, что ни одна из дверей Дома не захлопывается, а запирается вращением ключа. Мера безопасности. Наши стариканы постоянно где-то захлопывались, вот и было принято решение сменить замки на более безопасные. Так вот о Хоффманн. Не знаю, затронет ли это как-то ваши чувства, но дважды в неделю она приходит сюда. Ей здесь нужны две вещи: массаж и секс. Сначала я ей делаю массаж, затем мы совокупляемся, иногда — и то, и другое одновременно. Этого требует ее организм. За массаж она мне платит, за совокупление — нет, считая, очевидно, что здесь я тоже получаю удовольствие. Что ж, это разумно. Но одной Хоффманн дело не ограничивается. — Шульц перешел к моей правой ступне. — Конечно, Хоффманн — девушка не первой свежести, но право на секс за ней еще как бы подразумевается. Вы даже не представляете, кто еще ко мне приходит за этим. Наши старушки-одуванчики и черепашки! Старики, как ни странно, также бывают чрезвычайно похотливы. Оказываю ли я им, как сейчас принято говорить, сексуальные услуги? Да, оказываю. Вы спросите — почему? По целому ряду причин. Начнем с того, что я делаю это небесплатно. Моя филантропия вознаграждается либо наличными, либо пунктом в завещании. Но сводить все к деньгам — подвиньте ногу немного влево — было бы по отношению ко мне несправедливым. Дело здесь не в том, что я хочу показаться лучше, чем есть в действительности. Нет. Факт оплаты является для меня дополнительным раздражителем — до некоторой степени сексуальным. Главная причина того, что происходит (назовем это в шутку совращением престарелых), лежит в моем стремлении к разнообразию, если хотите — в любопытстве. Так, настоящий гурман свежему продукту предпочитает порой продукт подпорченный. Мне интересно касаться их дряблой кожи, разглаживать морщины и представлять их лица в молодости. У старушек, кроме всего прочего, богатый опыт — об этом тоже не забывайте. Место нашего общения — ванна или массажный стол, это сближает. Более того, всякий — даже лечебный — массаж снимает тормоза, он лежит на полпути к сексу, он уже почти секс, поскольку речь идет о телесном наслаждении. Все, как в сексе: одни любят чужое тело, другие — свое собственное, одних возбуждает чужая нагота, других — своя. И все-таки стариканы мои — экзотика, разумеется, экзотика. Того, кто питается исключительно несвежим, ни в коем случае нельзя назвать гурманом, это тоже понятно. Тело влечет, когда оно молодо. Когда кожа — не рассохшаяся морщинистая резина, когда живот — подтянут, а не свешивается на бессильных мышцах брюшины. Когда ступня — не мозолистое копыто со сросшимися пальцами, а удивительное произведение искусства с точеными бугорками косточек, с нежными светлыми волосками на фалангах и опьяняющим запахом юного тела.
