С тем и удалился на корму.
Весь день продолжалась безумная гонка. Ветер не стихал и корабли римлян, отправленные своим флотоводцев в погоню, преследовали квинкеремы финикийцев. Скоро Италия пропала из вида, однако римляне не отказались от мысли захватить беглецов, продолжая преследовать их в открытом море. Это были более легкие триеры, которых оказалось пятнадцать штук, и расстояние между двумя группами кораблей неуклонно сокращалось.
— Упорные, сволочи, — говорил сам с собою Федор, глядя в сторону противника, — и смелые. Хотя чего нас бояться, когда у тебя в пять раз больше кораблей.
Однако, квинкеремы финикийцев строились лучшими корабелами на всем средиземноморье, или Обитаемом мире, как говорили местные. И, несмотря на более массивные корпуса, они продолжали пока удерживать лидерство в этой гонке. Хотя командир морпехов «Агригента» уже давно отдал приказ разобрать оружие и готовиться к схватке. Обслуга баллист была готова, и, зарядив орудия, только ждала приказа, чтобы открыть стрельбу.
Так прошло еще часа два, за которые пять римских триер оторвались от своих и вплотную приблизились к двум квинкеремам финикийцев, по-прежнему шедших чуть позади флагмана. К вечеру над морем развиднелось, но ветер не стихал, сдувая с гребней волн белые барашки. Со своей позиции на корме Федор видел, как засуетились морпехи на борту квинкерем. А вскоре в наседавших римлян полетели и первые каменные ядра.
— Началось, — выдохнул Федор, нервно обернувшись и вглядываясь в море прямо по курсу, в надежде увидеть там родной африканский берег. Но его не было. Безбрежное море колыхалось от края до края, упираясь только в пустынный горизонт.
Догнав противника, римляне сразу бросились в атаку, словно стремились выместить на нем всю ярость, накопившуюся почти за день погони. Но артиллеристы Карфагена моментально умерили их пыл. Две триеры, попав под заградительный обстрел мощных баллист, быстро потеряли мачты и, вместе с ними, ход. Использовать весла на такой волне было опасно, и они остановились, как беспомощные щепки посреди открытого моря. Из трех оставшихся две попытались выиграть артиллерийскую дуэль, но тягаться с карфагенянами было трудно. На борту квинкеремы баллист было гораздо больше, хотя и не все сейчас можно было использовать по противнику. Капитаны охранения, продолжая уходить в сторону Африки, заставляли свои суда маневрировать, и огонь велся с обоих бортов попеременно. Вскоре карфагеняне подожгли горшками с зажигательной смесью третью триеру.
Вглядевшись в силуэты римских триер, Федор понял, почему римляне, несмотря на преимущество в скорости, так долго не могли их настичь. На триерах были построены башни и носовые «вороны».
[22]
Доработка стандартной конструкции, идея римских военных инженеров. Незаменимые в ближнем бою башни, — оттуда можно было вести стрельбу из луков или «Скорпионов» по палубе противника, — они сильно тормозили движение. А, кроме того, на пару с массивными абордажными мостиками, приведенным до боя в вертикальное положение, добавляли судну парусности. Всю уязвимость такой конструкции при сильном ветре Федор увидел буквально через пять минут своими глазами.
Одна из триер, догнав финикийский корабль, попыталась нанести таранный удар. Но капитан не рассчитал маневр, и, резко сменив курс, поймал боком налетевший шквал. Таран не состоялся. Римский корабль сначала резко накренился, — с палубы в воду полетели матросы и пехотинцы, — а затем, задержавшись на мгновение, словно пытался побороть стихию, и вовсе лег на борт, почти исчезнув среди волн. «Ворон» с треском отломился, рассыпавшись на части.
Но радоваться было рано. К месту сражения подоспели еще несколько триер растянувшейся на несколько километров римской эскадры. Теперь и они применили обстрел зажигательным горшками. Сначала на одной, а затем и на другой, квинкереме начался пожар. Но отважные моряки и артиллеристы продолжали сражаться. А вскоре наступил и черед морской пехоты. Левый, по отношению к Федору, финикийский корабль получил пробоину от таранного удара триеры. А правый был уже накрепко привязан абордажными крюками и сброшенным на его палубу «вороном», по которому карабкались вверх римские легионеры. Их сбрасывали оттуда в море морпехи Карфагена, сгрудившиеся у борта, но, сути это не меняло. Часом раньше или часом позже, но исход был ясен уже сейчас. Обе квинкеремы, окруженные со всех сторон врагом, были обречены.
Однако их команды ценой своих жизней смогли задержать погоню, дав время «Агригенту» вновь отдалиться от римлян на приличное расстояние. Огонь, полыхавший уже на борту обеих судов, был виден отчетливо и становился вся ярче по мере того, как темнел воздух над морем. Наступала новый вечер на просторах Средиземного моря, как продолжал его по-прежнему называть для себя Федор Чайка.
Слушая звон оружия и редкие крики, что изредка доносил до его чуткого слуха ветер, Федор поглядывал то на капитана, то на Магона хладнокровно взиравшего на битву и гибель своих людей.
— Мы не будем им помогать? — не удержался Федор от вопроса, хотя отлично знал ответ на него.
— Мы не можем останавливаться, — спокойно заметил на это брат Ганнибала, и добавил с еле скрываемым раздражением, — слишком дорогой ценой нам достался выигрыш во времени и мы должны его использовать.
— Они настоящие солдаты, — с восхищением добавил Бибракт, глядя на гибель своих товарищей по оружию, — я хотел бы умереть такой славной смертью, чтобы Баал-Хаммон принял мою душу.
Федор промолчал. Душой он тоже был там, среди воюющих моряков.
С наступлением темноты римляне окончательно потеряли их из вида, но полной уверенности, что на утро они вновь не увидят у себя за кормой триеры противника, не было. Очень уж упорный капитан вел их. Однако, и до утра еще надо было дожить. Следующей ночью сильный ветер превратился в настоящий шторм. Стихия не только раскачивала длинный военный корабль из стороны в сторону на мощных волнах, но и испытывала его на прочность, пытаясь переломить изделие финикийских корабелов поперек корпуса. Треск по всему корпусу квинкеремы стоял такой, что Федор постоянно ждал, — вот эта волна будет последней.
Паруса убрали, мачты закрепили на палубе. Помолились, принеся жертву духу моря Ашерату. И теперь корабль носило по волнам как щепку в открытом море. Федор очень надеялся, что бог примет дары, иначе их могло на утро прибить обратно к берегам Италии. Такого исхода плавания он не хотел увидеть и в страшном сне. Хотя какой тут сон. Пробираясь к себе в кубрик, Федор видел как льется с верхней палубы по лестнице вода, а гребцы постоянно проверяют надежно ли держат кожаные пластыри, которыми были задраены весельные порты. Но, обошлось.
На утро шторм внезапно стих. Так резко, что Федор решил что оглох, когда открыл глаза после недолго забытья. А выйдя на палубу, обнаружил, что на море дует лишь еле ощутимый ветерок, вызывавший легкую рябь. Можно сказать, вообще не дует. Израсходовав за ночь весь свой гнев, море успокоилось, улеглось.
