— …или под предлогом поиска запрещенных вещей. Поэтому, если такая вещь есть в вашей комнате, пожалуйста, спрячьте.
— Но у меня ничего нет, — протестует Якоб, — из гою, что могут поставить мне в вину.
Щека Огавы чуть заметно дергается.
— Если есть запретная книга… спрячьте. Спрячьте под полом. Спрячьте очень хорошо. Кобаяши хочет отомстить. Вас накажут изгнанием. Переводчику, который проверял вашу библиотеку, когда вы приехали, может повезти меньше…
«Я чего‑то не понимаю, — осознает Якоб, — но чего?»
Клерк открывает рот, чтобы задать вопрос, но необходимость в нем уже отпала.
«Огава знал о моем Псалтыре, — осеняет Якоба, — с самого начала».
— Я сделаю, как вы говорите, господин Огава, прежде чем я сделаю что‑нибудь…
Два инспектора появляются из переулка Костей и идут по аллее Морской стены.
Не говоря более ни слова, Огава направляется к ним. Якоб уходит через Садовый дом.
Кон Туоми и Пиет Баерт встают, и их тени — в комнате горят свечи — уходят в сторону. Карточный стол импровизированный: дверь на четырех ножках. Иво Ост продолжает сидеть, жует табак; Вибо Герритсзон сплевывает на плевательницу, а не в нее. Ари Грот — сама приветливость, хорек, приглашающий в гости кролика. «Мы тут уж отчаялись, что вы когда‑нибудь примете мое приглашение, да — а?» — Он откупоривает первую из двенадцати бутылей рома, выстроившихся на настенной полке.
— Предполагал заглянуть несколько дней тому назад, — отвечает Якоб, — но работа не отпустила.
— Хоронить репутацию Сниткера, — замечает Ост, — должно быть, утомительная работа.
— Да, — Якоб легко отражает первую атаку. — Как и подделка бухгалтерских книг. У вас тут уютно, господин Грот.
— Если б мне, знач, нравилось жить в ванне с мочой, — Грот подмигивает, — я бы остался в Энкхёйзене, да.
Якоб садится.
— Во что играем, господа?
— Плут и дьявол… наши немецкие кузены, знач, играют в нее.
— A — а, корнифель
[39]
. Я немного играл в нее в Копенгагене.
— Я удивлен, — говорит Баерт, — что вы знакомы с картами.
— Сыновья — и племянники — священников не так наивны, как все думают.
— Кажный из них, — Грот достает гвоздь из коробочки, — это минус один стювер
[40]
с жалованья. На кон мы всякий раз ставим по гвоздю. Семь взяток на раздачу, и кто, знач, взял больше, тому и кон. Заканчиваются гвозди — заканчивается игра.
— Но как получить выигрыш, если жалованье в Батавии?
— Немного бумажной волокиты. Вот… — он взмахивает листом бумаги, — …все записано, кому, знач, с кого и кем, а заместитель директора ван Клиф вписывает наши расчеты в книгу жалованья. Господин Сниткер это разрешил, потому что знал, как такие мужские забавы поддерживают тонус.
— Господин Сниткер был желанным гостем, — говорит И во Ост, — до того, как потерял свободу.
— Фишер, и Оувеханд, и Маринус сами по себе, но вы, господин де 3., скроены из более веселого сукна…
На полке уже девять бутылей рома. «И я удрал от своего отца, — рассказывает Грот, поглаживая свои карты, — прежде, чем он вырвал мне печень, и, знач, потопал в Амстердам в поисках удачи и настоящей любви, — он наливает еще стакан рома цвета мочи. — Но любовь видел только одну: деньги до и триппер после, а удачи вообще никакой. Нашел только голод, снег да лед, а еще воров, которые кормились слабыми, как собаки… Деньги, знач, должны работать, думаю я, и трачу все свое «наследство» на тележку с углем, но банда угольщиков утопила мою тележку в канале, а потом и меня, с криками: «Это наше место, вали отсюда, дворняга фристландская! Вернешься, снова тебе баню устроим». Этот урок по монополии и ледяное купание привели к тому, что я неделю валялся в своей дыре с лихорадкой, а затем ла-асковый хозяин пинком вышиб меня на улицу. В сапогах дыры, жрать нечего, да еще вонь от тумана, сел я на ступеньках Ньюиверка, думаю: мож, стырить еду, пока сил на бег хватает, или прям тут замерзнуть и на том покончить со всем…»
— Стырить да бежать, — говорит И во Ост. — Каждый раз.
— И тут, знач, появляется этот кент в цилиндре, трость с набалдашником из слоновой кости, да еще вежливый. «Знаешь, паренек, кто я такой?» Я, само собой, отвечаю: «Не знаю». А он мне: «Я, паренек, твое будущее благополучие». Подумал я, что он меня в церковь потянет, а я такой голодный, что евреем бы стал за чашку каши, но — нет. «Ты слышал о благородной и процветающей голландской Ост-Индской компании, паренек?» Я отвечаю: «Кто ж о ней не слышал?» «Знач, — говорит он, — тебе известно, что Компания предлагает работу крепким и решительным парням по всему Богом созданному голубому с золотом шару, да?» Тут я соображаю, что к чему, и говорю: «Да, известно, понятное дело». Он и говорит: «Я старший вербовщик в амстердамской штаб-квартире Компании, и зовут меня Дьюк ван Эйс. Что ты скажешь, если я предложу тебе полугульден с твоего будущего жалованья сейчас, плюс жилье да еду до отплытия следующей флотилии Компании на таинственный Восток?» Я и отвечаю: «Дьюк ван Эйс, спаситель вы мой». Господин де 3., наш ром вам не по душе?
— Желудок у меня шалит, господин Грот, а так он очень вкусный.
Грот кладет пятерку бубен: Герритсзон шлепает по ней дамой.
— Бью! — Баерт припечатывает сверху пятеркой козырей и забирает гвозди.
Якоб сбрасывает какую‑то мелкую черву.
— И что ваш спаситель, господин Грот?
Грот проверяет свои карты. «Этот господин привел меня к какому‑то ветхому дому за тюрьмой Распхюйс, на улице, где, знач, одни азиаты живут, и офис у него ободранный, но там сухо и тепло, а запах бекона тянется откуда‑то снизу, с нижних комнат, и пахло та — а-ак хорошо! Я даже спросил: мож мне кусочек бекона или два, а этот ван Эйс смеется и говорит: «Пиши свое имя здесь, парень, и после пяти лет на Востоке ты сам себе дворец построишь из копченой свинины!» Не знал я, как писать, как читать тогда, в то время, зачернил палец и прижал к бумаге. «Замечательно, — говорит ван Эйс, — а это тебе задаток, я ж держу свое слово». Он заплатил мне мой новехонький, гладенький полугульден, и не было в тот миг человека счастливее меня. «Остальное получишь на корабле «Адмирал де Рюйтер», который отплывает тридцатого или тридцать первого. Похоже, ты не против того, чтобы пожить вместе с другими такими же крепкими да решительными парнями — своими будущими соседями по кораблю и партнерами по процветанию?» Любая крыша над головой лучше, чем никакая, и я, знач, взял свои деньги и ответил: «Совсем не против».
Туоми сбрасывает ненужную бубну. Иво Ост-четверку пик.
