— Кто‑нибудь в Нагасаки еще не знает о том, сколько я получил за мою ртуть?
Фейерверк взрывается у китайской фактории на другом берегу бухты.
— Есть один монах в самой, самой, самой высокой пещере, — говорит Огава, указывая на горы, — который не слышал, пока. Если рассуждать логично, цена пойдет вверх, это хорошо, но продайте оставшуюся ртуть владыке — настоятелю Эномото, а не кому‑то еще. Пожалуйста. Он опасный враг.
— Ари Грот тоже боится его преосвященства.
Ветер доносит запах китайского пороха.
— Господин Грот мудрый. Феод настоятеля маленький, но он… — Огава раздумывает. — Он очень влиятельный. Кроме храма в Киоге у него резиденция в Нагасаки, дом в Мияко. В Эдо он — гость Мацудайры Суданобу. У Суданобу-сана влияния еще больше. «Создатель королей», так говорят у вас? Любой его близкий друг, такой, как Эномото, — тоже человек влиятельный. И опасный враг. Пожалуйста, запомните.
Якоб выпивает.
— Я, будучи голландцем, могу не бояться этих «опасных врагов».
Огава не отвечает, и голландец чувствует, что он слишком уповает на собственную безопасность.
Огоньки расползлись по всему побережью, до самого устья бухты.
Якобу интересно, что думает госпожа Аибагава о ее разрисованном веере.
Кошки орут на крыше дома ван Клифа, ниже наблюдательной площадки Сторожевой башни.
Якоб оглядывает усеянные крышами холмы на том берегу и задает себе вопрос: где может быть ее крыша?
— Господин Огава, как в Японии джентльмен делает предложение даме?
Переводчик истолковывает вопрос по-своему:
— Господин де Зут хочется «умаслить свой артишок»?
Изо рта Якоба фонтаном вылетает только что выпитое саке.
Огава в затруднительном положении.
— Я ошибся с произношением на голландском?
— Капитан Лейси продолжает обогащать ваш словарь?
— Он бесплатно обучает меня и переводчика Ивасе «джентльменскому голландскому».
Якоб возвращается к интересующей его теме:
— Когда вы попросили руки вашей будущей жены, вы сначала обратились к ее отцу? Или просто подарили ей кольцо? Или цветы? Или?..
Огава наполняет обе чашки.
— Я не видел жену до дня свадьбы. Все сделала наша накодо. Как сказать, накодо? Женщина, которая знает семьи, которые хотят, чтобы сыграли свадьбу…
— Назойливая тетка, сующая нос в чужие дела? Нет, простите меня: посредница.
— Посредница? Забавное слово. Посредница… ходит между нашими семьями, ачи — кочи. — Рука Огавы движется взад-вперед. — Описывает невесту отцу мужа. Ее отец — богатый торговец краской из саппанового дерева
[34]
в Карацу, три дня дороги. Мы наводим справки о семье… нет ли сумасшедших, долгов и так далее. Ее отец приезжает в Нагасаки, чтобы встретиться с семьей Огава из Нагасаки. Торговцы рангом ниже самураев, но… — руки Огавы становятся чашками весов. — Постоянный доход у семьи Огава, и мы входим в торговлю саппановым деревом на Дэдзиме, и отец соглашается. Впервые мы встречаемся в храме на свадьбе.
Шустрая луна оторвалась от горы Инаса.
— А как же… — спрашивает Якоб с прямотой, спровоцированной саке, — …а как же любовь?
— Мы говорим: «Когда муж любит жену, свекровь теряет лучшую служанку».
— Какая невеселая пословица! Разве вы не тоскуете по любви — в глубине сердца?
— Да, господин де Зут говорит правду: любовь находится в сердце. Или любовь — то же саке: пьешь, ночь веселья, да, но холодным утром — головная боль и крутит живот. Мужчина должен любить конкубину, и тогда, если любовь умирает, он говорит: «Прощай», — просто и безболезненно. Женитьба — это другое, женитьба в голове: социальный статус, бизнес, продолжение рода. Голландские семьи не такие?
Якоб вспоминает отца Анны.
— Мы точно такие же, увы.
Падающая звезда появляется и почти мгновенно пропадает.
— Я вас задерживаю, и вы не можете поприветствовать ваших предков, господин Огава?
— Мой отец этим вечером проводит ритуал в нашем доме.
Корова мычит в Сосновом углу, испуганная фейерверком.
— Если говорить честно, — продолжает Огава, — мои предки не отсюда: я родился в феоде Тоса на Шикоку, это большой остров… — Огава показывает на восток, — …там. Мой отец — дальний родственник Яманучи, владыки Тосы. Владыка дал мне образование и отправил в Нагасаки, чтобы я научился голландскому в доме Огавы Мимасаку, чтобы навести мосты между Тосой и Дэдзимой. Но потом старый владыка Яманучи умер. А его сыну неинтересны голландцы. И меня оставили «на необитаемом острове», так говорят? Но десять лет тому назад оба сына Огавы Мимасаку умерли от холеры. Многие, многие умерли в городе в тот год. И Огава Мимасаку усыновил меня, чтобы продолжить семейный род…
— А как же ваши родные мать и отец, там, на Шикоку?
— Традиция учит: «После усыновления не возвращайся». Поэтому я не вернулся.
— Вы не скучаете по ним? — Якоб помнит свою тоску.
— У меня новая фамилия, новая жизнь, новый отец, новая мать, новые предки.
«Японцы, — гадает Якоб, — получают удовольствие от причиненных самому себе страданий?»
— Мое обучение голландскому, — говорит Огава, — это большое… утешение. Правильное слово?
— Да, и быстрота вашей речи, — клерк совершенно искренен, — говорит о том, как успешно вы овладеваете нашим языком.
— Продвижение дается с трудом. Торговцы, чиновники, стражники не понимают, какой это сложный язык. Они думают: «Я выполняю свою работу, так почему ленивый и глупый переводчик не может делать то же самое?»
— Когда я учился ремеслу, — Якоб вытягивает затекшие ноги, — в лесорубной компании, я работал в портах не только Роттердама, но также Лондона, Парижа и Гетебурга. Я знаю, как трудно изучать иностранные языки, но, не в пример вам, мне помогали словари и образование, которое мне дали французские учителя.
— А — а-х, — выдох Огавы полон тоски. — Столько мест, куда вы можете поехать…
— В Европе — да, но даже мой мизинчик, скажем так, не пересечет эти Сухопутные ворота.
— Господин де Зут может пересечь Морские ворота и дальше — океан. Но я — все японцы… — Огава прислушивается к заговорщическому шепоту Ханзабуро и его друга, — узники на всю жизнь. Кто решает покинуть страну, того наказывают. Кто уезжает и возвращается, того наказывают. Мое самое заветное желание — провести один год в Батавии, говорить на голландском, есть, как голландцы, пить, как голландцы, спать, как голландцы. Один год, только один год…
Вот новая пища для размышлений у Якоба.
