— Оторву голову, тому, кто его тронет, — негромко сказал сын тунгуса.
Все притихли.
Лидянг поднялся и подошел к женщинам, вытирая ладонью окровавленный рот.
— Какие мужья? Какой Ненянг? Мы идем за жирной рыбой…
— Сам иди, — кричала в ответ Девушка Луч, — а мы идем за мужьями, воинами Ябто Ненянга! Все в светлом железе… Новые чумы, полные котлы! Будем жить, как жили! Стреляй в слепого!
Все увидели — воин Нойнобы поднял и опустил оружие. Великана он почитал, как старшего брата и боялся даже безглазого.
Лидянг опустился на камень.
Какое-то время все молчали. Лидянга прибила ложь. Женщин — и даже вдову Передней Лапы — ударило отчаяние: каждый понимал, что вырвать меня у слепого никто не сможет.
Но вдруг закричала женщина, мать мальчиков:
— Пусть ему нужен Ильгет, но воинам Ябто нужны жены! Они стосковались без женщин. Они увидят, как мы крепки и красивы, и Ябто ничего не скажет против своих людей.
Так рухнуло отчаяние женщин. С этих слов наши пути разошлись.
* * *
Через несколько дней вдовы дошли до великого стойбища нового народа в устье реки, кишевшей икряной жирной рыбой.
Приход едва не стоил им жизни.
Первыми увидели их сомату, охранявшие подходы к стойбищу. Они бросили то, что держали в руках, как мелкого зверька, подмяли воина Нойнобы и начали сдирать парки с женщин. Сомату не знали, откуда свалилась на них эта удача, они рычали, свежевали тела, по которым стосковались за бессчетные месяцы одинокой опасной жизни. Женщины завопили, на крик стали сбегаться остальные люди стойбища. Жители замерзших болот вдруг побросали добычу, взялись за оружие, и, забыв обо всем, приготовились отстаивать то, что считали своим, и ничьим больше. Но Сойму приказал остановиться. Он видел — шел Ябто Ненянг.
Широкий человек рассматривал происходившее, и вдовы великой семьи, пользуясь мгновением тишины, расползались по сторонам. Они молчали, и даже двое уцелевших мальчиков не издали ни звука.
Кто-то из толпы крикнул негромко: «Кто эти женщины и откуда они?!»
Вместо ответа широкий человек позвал Оленегонку и сказал, что не видит обещанного ему подарка. Оленегонка бросился к Являне.
— Где заморыш?
Девушка Луч, перепуганная вусмерть, заговорила, глотая слова: — Он сам не пожелал идти, мы поругались из-за какого-то жалкого старика, который сам, наверное, ушел в тайгу умирать, а Ильгет отказался оставить его…
— Кто такой Ильгет? — спросил широкий человек.
— Тот, кого ты искал, — сказал Оленегонка. — Он остяк из людей Большого Окуня. Теперь у него есть имя и род.
— Какой старик? — глухо, почти равнодушно спросил Ябто.
— Ненец, — сказала женщина.
Ябто обернулся к воину Нойнобы.
— Почему ты, вооруженный, не скрутил его?
Воин медлил с ответом и пытался достать глазами вдовы, но она, с разбитым лицом, стояла далеко.
— Его защитил Йеха, — сказал он.
— Огромный и слепой, — пояснила Являна.
Ябто повторил вопрос.
— Он мой брат, — собравшись силами, ответил воин.
— Тебе говорили, что этот заморыш — ваш входной подарок в мое племя?
— Да.
— Как же ты, единственный вооружённый мужчина, осмелился прийти ко мне без обещанного подарка?
— Как подниму руку на брата…
— Он при своей бабе, как пес! — крикнул кто-то из женщин.
Ябто усмехнулся, коротко глянув, как утирает ладонью окровавленный рот вдова Передней Лапы. За все время, пока широкий человек говорил с людьми, никто не видел его рук — пальцы за спиной сжимали краешек древка пальмы, широкое лезвие чутко лежало на земле…
Не успели вздохнуть люди, как вспорхнуло железо, и голова воина Нойнобы покатилась к реке.
— Эти женщины — мой подарок вам, — сказал Ябто среди тишины.
Он приказал Оленегонке поставить их в ряд, умыть лица, чтобы все увидели — подарок не так уж плох.
— Мы новый народ, а народа без женщин не бывает. Пусть эти будут первыми.
Он ждал прежнего вопроса — о том, что подарок слишком мал для воинства, в котором все по справедливости, но вопроса не было.
В тот день больше никто из войска не видел женщин. Ябто приказал спрятать их в дальнем чуме и стеречь, иначе головы стерегущих окажутся там же, где и голова воина Нойнобы, имени которого я так и не узнал.
Перед битвой
Не то что вновь он упустил своего тщедушного и непонятного врага и не известие о старике, слегка уколовшее что-то внутри, занимали его ум. Демон за спиной нашептывал о другом, более важном.
Ябто собрал воинов и говорил с ними:
— На нас готовится войско десятеро сильнейшее нашего? С кем я выйду против него? С псами, не прижившимися у хозяев и собравших свою свору?
— Ты называл нас новым народом, а теперь мы свора?
Голос вождя обратился в крик.
— Что есть новый народ? — спрашивал он. — Ну? Кто скажет?
Ответа у войска не было. Наконец кто-то крикнул, что новый народ живет по справедливости, в нем нет обездоленных, и об этом Ябто не раз говорил сам.
— По справедливости? Можете ли вы по справедливости и без обездоленных поделить тех женщин, которые дрожат, что вы сожрете их?
Опять молчало войско.
— Если нечего сказать, говорить буду я, а вы изощряйте слух и не пропустите ни слова. Не вы меня нашли, а я собрал вас волею богов и духов, имена которых скоро узнаем.
Он заговорил тише, обращаясь к каждому.
— У тебя, Ивняковый, отец отобрал наследство, пустил нищим, и ты хочешь отомстить отцу. Ты, Тэндо, горбатился на родственника, а он так и не дал тебе невесту.
Он поднялся и шел меж рядами сидящих, тыча каждому в грудь.
— Тебя прогнали от очага, потому что вместо лба у тебя вырос камень. Тебя оскорбил дележ битой птицы… Так?
— Ты знаешь наши жизни Ябто.
— Можно убить того, кому досталось несправедливое стадо, — Ивняковый так уже сделал. Забрать всех дочерей у того, кто пожалел отдать одну? Разорить очаг родственников каменного лба…
Тут заговорили люди, поднялся гвалт, в котором слышалось одно: да, так и надо было сделать и делать впредь!
— Вот поэтому вы глупы, как охотник, преследующий зайца, когда рядом бежит лось.
— Говори нам, чего ты хочешь! — закричали люди.
— Я собрал вас волею богов, дал светлое железо вместо рваных малиц, дал победу над лучшими воинами тайги. Зачем? Чтобы гоняться по стойбищам и мстить обидчикам, которые мне самому нечего плохого не сделали? Нет. Я гоню другого зверя.
