Султан смотрел на дочь насмешливо. Она поджала губы.
– Я буду подчиняться и выполнять ваши требования.
– Надеюсь, – пробормотал Рустем, предчувствуя новый этап мучений.
На пару дней ее хватило, в первый день под присмотром отца вообще была паинькой. Зато потом…
Поняв, что ничего не изменилось, Рустем просто догнал ее, подхватил ее лошадь под уздцы и заставил остановиться. Соскочил сам, заставил слезть Михримах и спокойно повел лошадей в поводу обратно.
– Эй, а я?
– Идите сами, я не хочу губить лошадь и рисковать вашей жизнью, а слушать вы не желаете.
Она догнала, попыталась остановить.
– Я поеду шагом.
– Вы пойдете, и больше занятий не будет.
– Что я сделала не так?
– Султанша! – Глаза мирахура смотрели насмешливо. – Вы же прекрасно знаете сами.
– Ладно, я больше не буду. Действительно не буду. Но мне скучно повторять эти подпрыгивания!
– Вы всю жизнь собираетесь садиться с моей руки и с подсаживанием?
– А как надо?
– Птицей взлетать в седло, едва коснувшись стремени, а не плюхаться мешком.
Ей стало смешно, сначала прыснула, потом залилась звонким, серебристым смехом.
– Я плюхаюсь, как мешок?
– С требухой!
– Но Повелителю тоже подставляют руку под стремя. Вы же сами подставляете.
– Вы не Повелитель. И вообще, вы будете учиться или болтать?!
Зеленые глаза смотрели с изумлением.
Она вынуждена была подчиниться, а он нашел чем заинтересовать, сообразив, в чем принцессе и правда тяжело, а в чем просто скучно.
Немного погодя Михримах действительно взлетала в седло птицей, едва коснувшись стремян и приводя в изумление всех видевших это.
Однако благодарности Рустем не дождался. Не имея возможности капризничать или поступать, как вздумается, Михримах принялась насмешничать. Недаром говорили, что у принцессы язычок, как бритва, – что откроет рот, то кого-то порежет.
Но и здесь ничего не удалось, у мирахура свой не менее острый, отвечал так же. Трудность была только в том, чтобы не переступить границу, памятуя, что перед ним девушка, да еще и принцесса.
Михримах уже научилась всему, чему мог научить он, не все же возможно для девушки, но продолжала ездить с ним.
И вот теперь мирахура ждало новое назначение, и Рустем не мог понять, рад этому или нет. Чувствовал, что будет скучать по этой задире и ее насмешкам.
– Рустем-ага, разве вы не метите в Великие визири? – Бровь принцессы вопросительно приподнялась, в голосе звучала откровенная насмешка.
Рустем ничего, кроме насмешки, и не ждал от Михримах. Строптивая дочь султана без этого не может. Но и он способен дать отпор; в конце концов, он ничем самой сиятельной насмешнице не обязан, служит падишаху, а не ей.
– Плох тот птенец, который не мечтает взлететь, как орел, султанша. Я, как и любой паша, мечтаю служить Повелителю, находясь к нему как можно ближе. На все воля Всевышнего и его Тени на Земле.
Но Михримах такими смиренными и разумными речами не смутишь, снова фыркнула:
– Уж куда ближе – держаться за его стремя! Или вы мечтаете стать постельничим?
– Нет, султанша, я мечтаю просто служить Повелителю там, где он посчитает нужным держать меня. Вам не нравится мое усердие?
Глаза боснийца смотрели прямо и твердо, он не боялся таких вопросов, не зная за собой вины.
Михримах чуть смутилась, но вида не подала. Презрительно дернула плечиком и ушла, не ответив и не обернувшись.
Рустем почему-то подумал, что ей будет очень нелегко в жизни. Дочь султана не самая красивая, но самая занозистая, она словно живет для того, чтобы всем бросать вызов. Зачем совсем юной девушке нужно учиться стрелять из лука или ездить в мужском седле, вырядившись в мужскую одежду? Никому другому непозволительно, а султанская дочь ездит, стреляет и ведет себя, словно она сын, а не дочь.
Он не стал говорить, что завтра уезжает в далекий Диярбакыр, на самую окраину империи, а когда вернется, не известно. Султанскую дочь это вовсе не должно волновать. Какой-то босниец, какой-то мирахур (управляющий султанской конюшней) стал бейлербеем окраинного Диярбакыра… Велика новость!
Рустем-паша тоже пострадал из-за своего языка, острослов не угодил Великому визирю Аяз Мехмеду-паше, тот и отправил острослова в далекий Диярбакыр. Султан, услышав такое предложение Великого визиря, промолчал.
С другой стороны, Рустем становился пашой, иначе как в санджаке ему такого не получить. Для себя босниец решил, что Диярбакыр не хуже Стамбула, там по крайней мере нет Аяза-паши. А теперь вдруг осознал, что будет скучать по стычкам с принцессой.
Но тут жалеть не о чем, все равно ее скоро выдадут замуж, а замужняя женщина учиться ездить верхом (чему ее учить, уже давно прекрасно держится в седле) или просто болтать с кем бы то ни было не станет. Михримах и сама это понимает, а потому злится. Волю терять никому не хочется…
Рустем снова подумал о том, как тяжело будет строптивой султанше в жизни.
Но он недолго размышлял о судьбе Михримах Султан, своих забот по горло, нужно передать все дела в конюшне, строго-настрого наказать всем, чтобы следили за конем Повелителя особо… Даже уезжая в дальние края, он чувствовал себя ответственным за конюшню султана.
У Михримах только братья, Роксолана родила мужу пятерых сыновей и дочь. Сестра по отцу Разие, рожденная Махидевран Султан, уехала с ней в Манису, когда шехзаде Мустафа отправился туда учиться правлению. С Разие Михримах почти и не виделась, Махидевран и Росколана старательно не замечали друг друга, а их дети не дружили. Тон задавал старший из шехзаде, Мустафа.
Мустафа был третьим сыном султана; вернее, все трое родились, когда Сулейман сам был еще шехзаде, первым рожденным у него как у Повелителя оказался Мехмед – старший из сыновей Роксоланы.
Двух старших братьев Мустафы – Махмуда и Мурада – жестокая болезнь унесла в год рождения старшего сына Роксоланы. Через несколько лет унесла оспа и второго из сыновей удивительной султанши – Абдуллу. Но все равно оставались Мехмед, ставший родительским любимцем, ленивый толстяк Селим, напористый и самолюбивый Баязид и покалеченный Джихангир, которому в младенчестве повредили спинку, но обвинили в том его мать Хуррем.
Все дети, кроме Джихангира, погодки; младший родился почти через шесть лет после Баязида. Им бы расти попарно – Мехмеду и Михримах, которая больше похожа на шехзаде, чем на принцессу, Селиму с Баязидом, а уж больному Джихангиру отдельно. Мехмед и Михримах действительно дружили, Селим обретался с ними рядом, ни на что не претендуя, а вот Баязида отталкивали, и это страшно задевало шехзаде, который давно опередил Селима в развитии.
