Только успела разложить платье пошире, а ногу быстро пристроить на скамеечку, подчеркивая болезнь, как в кабинет почти вбежал Петр. Екатерине стоило большого труда не показать свой испуг.
— Ваше Величество, знаете, где я был сегодня?
Ого, назвал величеством… Странно… Бровь Екатерины чуть приподнялась.
Она предлагать сесть не стала, да Петр и не был в состоянии сидеть, забегал по кабинету. Екатерина порадовалась, что изображает вывихнутую ногу, иначе пришлось бы по старой привычке вставать и бегать вместе с ним, а это погибель.
— Я был… я был… в Шлиссельбурге!
— Где?!
— В крепости! У Иоанна Антоновича!
— Зачем?
Петр остановился совсем рядом, был возбужден, даже лицо перекосило:
— Он… он законный император, понимаете?! Он, а тетка его свергла!
Снова забегал, Екатерина только успевала поворачивать за мужем голову, а еще кусать губы, потому что схватки возобновились. Он заметил, решил, что перепугалась, захохотал:
— Верно! Он государь, а не мы с вами! А ему двадцать один год…
Чтобы чуть отвлечь Петра, она поинтересовалась:
— Каков он?
Петр принялся размахивать руками:
— Высокий… худой… такой… такой… весь вот такой… а глаза, как у тетки… очень похожие… Но жуткий, как призрак…
Екатерина, несмотря на скрутившую боль, пыталась понять, чем ей это грозит, и вдруг поняла, что ничем. Если Петру придет в голову вытащить этот призрак из небытия и предъявить миру, то избавиться от двух таких императоров даже легче, чем от одного. Она знала о встрече с Иоанном Антоновичем Елизаветы Петровны, Бестужев рассказал, рассказал и то, что Иоанн Антонович не в себе, хоть и был от природы разумен, но долгие годы камерного одиночества и невозможность общения с нормальными людьми сделали из него почти идиота.
Но сейчас Екатерину интересовал не Иоанн Антонович и даже не идея Петра привлечь императора-призрака на трон, а то, как скоро уберется из ее кабинета сам Петр. Нашел время откровенничать, у Екатерины шли схватка за схваткой. Да уйдет он когда-нибудь?!
Поддерживать разговор нельзя, иначе выпроводить мужа удастся не скоро, не рожать же прямо при нем. И все равно Екатерина невольно тихонько застонала, Петр остановился, изумленно глядя на супругу:
— Что?
— У меня сегодня невыносимо болит голова… и нога… Пыталась встать и вот снова подвернула.
Он немного постоял, почти презрительно глядя на жену, потом фыркнул:
— Вечно вы чем-то больны! И ходите как черная ворона!
И выбежал прочь, к огромному облегчению Екатерины. Она знаком подозвала к себе камеристку:
— Глянь, куда побежал!
Та вернулась почти сразу:
— К себе, в свою половину.
— Слава богу! Отправь мальчишку к Шкурину, скорей…
Это был хитрый план, предложенный верным слугой Василием Шкуриным. За пару дней до того Василий как-то бочком подошел к Екатерине и смущенно проговорил:
— Ваше величество… вам уж скоро… надо бы договориться…
— О чем?
— Нельзя вам дите показывать…
— Сама знаю, что нельзя.
— Я к себе заберу, вы не бойтесь, женка у меня добрая, вырастит. Хотя бы сначала, а там видно будет.
— Спасибо, Василий, да только его еще родить надо…
— Вот и я о том. Есть у меня придумка одна. Я при вас своего мальчонку оставлю, а вы, как совсем приспичит, его ко мне пошлите, чтобы сказал, что он вам больше не нужен.
— Зачем это?
— Сделаю так, чтобы государь из дворца на всю ночь или день уехал. Лучше бы ночь, конечно.
— Ну, тут уж не загадаешь.
И вот теперь они начали воплощать задумку Шкурина.
Екатерина быстрым шагом ходила по спальне, стараясь дышать поглубже и чувствуя, что вот-вот разродится. Стоило ей только лечь, как послышался какой-то шум, камеристка, бросившись к окну, с изумлением сообщила:
— Его Величество… и Воронцова куда-то спешно уехали.
— Что это?
Все выяснилось быстро. Шкурин ради помощи любимой хозяйке не пожалел собственного дома. Поняв, что у императрицы вот-вот начнется, он вывез из дома все ценное, отправил прочь свою семью, а сынишку к Екатерине, и, как только получил от нее сигнал, поджег собственный дом. Да так сильно, что запылал весь квартал!
Расчет был верный, император с подросткового возраста обожал смотреть на огонь и то, как тушат дома, сказывалась учеба у Якоба Штелина. Петру доставляло огромное удовольствие самому командовать тушением, а потому был приказ сообщать о каждом пожаре независимо от времени суток и без него ничего не тушить. Конечно, это была потеря времени, а часто и домов, но лучше потерять дом, чем головы.
Вот и в этот раз собиравшемуся ложиться спать Петру сообщили о большом пожаре. Через несколько минут император с фавориткой уже мчались по направлению к дому Шкурина, а навстречу им ехал сам хозяин полыхавшего строения. До утра, пока Петр командовал тушением пожара, а потом долго смотрел, как растаскивали угли и горелые бревна, Екатерина успела родить сына, а Шкурин увезти мальчика в корзине для белья к заранее подобранной кормилице.
Екатерина щедро отблагодарила Шкурина, а позже взяла его дочь к себе во фрейлины. Но Маша Шкурина в отличие от отца сыграла совсем другую роль в ее судьбе, именно она помогла подруге Дарье Щербатовой отбить у Екатерины любовника — Мамонова-Дмитриева…. Но это много позже, а тогда Маши и на свете-то не было.
Этот мальчик не просто выживет, он себя еще покажет. Это граф Алексей Бобринский, которого Екатерина будет опекать много лет, да и Орловы тоже.
Он удался внешностью больше в мать, а вот нравом в отца, а потому доставил много трудных минут Екатерине-императрице, вынужденной то выплачивать за него долги чести (карточные) в Париже, то воевать против его решения жениться на ком попало, то заставлять хоть как-то заняться делом… Но это тоже позже…
Петр вернулся во дворец уже утром, весь в саже, но довольный и возбужденный. Ночное происшествие заставило его забыть о поездке в Шлиссельбург и заключенном в крепости Иоанне Антоновиче. У императора была новая идея: он должен отвоевать у Дании когда-то отобранные ею земли Голштинии!
— Решено: война с Данией! И немедленно!
Он смотрел на супругу, одетую, как обычно, а не в широкое черное платье, и не мог понять, что изменилось. Первой сообразила Воронцова:
— О, переоделась!
— Переезжаем в Ораниенбаум! Павла оставишь с Паниным в Петербурге.
Хотелось крикнуть, чтобы ехал один, но Екатерина благоразумно промолчала. В Ораниенбауме ей будет проще держаться от него подальше.
