Конечно, он мог в любое время зайти к великому князю для деловой беседы, но он этого не хотел. Ему больше нравилось ходить в одиночку и томиться неизвестностью.
Как-то Словен шел по стойбищу, навстречу ему широко шагала Гудни. Он намеревался поздороваться и миновать ее, не вступая в разговор. Как были у них напряженные отношения, так и остались. Неприязнь была обоюдной, и никто из них не старался ее преодолеть.
Она уже прошла мимо, как вдруг остановилась и с усмешкой и даже ехидцей вдруг спросила:
— И кого же ты высматриваешь, Словен?
— С чего ты взяла, великая княгиня? — ответил он, старательно выговаривая ее звание. — Мне никто не нужен.
— Так-то уж никто? Туману напускаешь, князь, надеешься, что никто не проведает о твоих замыслах и помыслах.
— Не понимаю, о чем говоришь, великая княгиня.
— Ладно, ладно. Мне Бажена все рассказала.
— Что она тебе могла поведать?
— Завлек молоденькую девушку и делаешь вид, что ничего не случилось! Сохнет по тебе голубка, сон потеряла.
— Выдумки это все.
— Да нет, к сожалению, не выдумки. Поделиться ей больше не с кем, как только со мной. Все как на духу мне и выложила. Что делать-то будешь?
— Что делать? Она же сосватана.
— Прогнала она Изяслава. Сказала, что видеть его не может. Что скажешь на это, князь?
Словен подумал, ответил:
— В гости позовешь? Видеть мне ее надо.
— Да куда деваться! Приходи.
— Спасибо и на этом.
— Не обессудь. Только как с Изяславом у тебя получится? Мужчина он вспыльчивый, несдержанный, необузданный, в гневе может дойти до беспамятства. Пришибет тебя где-нибудь, что тогда?
Словен свел губы в сторону в злой усмешке:
— Авось не успеет.
— Не боишься, значит?
Помолчали.
Гудни вдруг с головы до ног осмотрела Словена и проговорила насмешливо:
— И чего она в тебе нашла? Я бы тебя и близко к себе не подпустила! — и ушла, озорно покачивая широкими бедрами.
На другой день Словен пришел в великокняжеский шатер. Белое льняное полотнище пропускало внутрь мягкий солнечный свет, на полу лежали ковры, стоял невысокий походный столик и несколько табуреток. В противоположной от входа стороне за занавесом находилась широкая лежанка, по краям стояли сундуки, на одном из них бок о бок сидели Гудни и Бажена и вязали.
Бажена, увидев Словена, вспыхнула, встала и вновь села, уткнувшись в вязанье. Гудни весело ответила на приветствие князя и пригласила:
— Садись, князь, за стол. Сейчас распоряжусь об угощении.
— Спасибо, я сыт, — ответил Словен, присаживаясь на табуретку.
— Как же, гость, и без угощения? — Она приказала слугам накрывать на стол.
Из-за занавеса, протирая глаза, вышел Довбуш.
— Я тут вздремнул после обеда, сморило что-то, — проговорил он, подавая руку Словену и присаживаясь рядом с ним. — Какими судьбами? Дело какое-то ко мне привело?
— Да нет, зашел просто так.
— Это хорошо. Люблю с тобой поболтать. Не то что другие, ты всегда и по каждому поводу имеешь свое мнение, мне интересно слушать тебя. Как идет охота?
— Потихоньку, — неопределенно ответил Словен.
— Он тут охотится совсем на другую дичь, — встряла Гудни.
— А мы столько настреляли зверя, что, наверно, скоро забьем все ледники, и мяса нам хватит до осени.
Словен знал, что бодричи рыли длинные, постепенно углубляющиеся погреба, которые уходили в землю в три человеческих роста, там царил холод. Затем загружали его колотым льдом, и этот лед сохранялся там до первых морозов. Продукты лежали длительное время и не портились.
Слуги между тем поставили на стол вареное мясо, жареные грибы, клубнику и в кувшинах медовый квас.
Довбуш разговор перевел с охоты на перестройку в работе Боярской думы и повышение роли и значения вече, которое открывало новые возможности в расширении народовластия в стране. Великий князь говорил много и охотно, приводил примеры, сравнивал свое правление с другими великими князьями, подчеркивал свою приверженность заветам великого Русса, доказывал, что его преобразования усилят могущество и процветание Руссинии.
Словен на этот раз слушал молча и не возражал. Отчасти потому, что и сам не был убежден в своих взглядах, считая, что действия Довбуша не укрепят великокняжескую власть, а, наоборот, ослабят ее, что в конечном итоге могло отразиться на судьбе всей страны.
Но главное, почему Словен плохо слушал Довбуша, было то, что его мысли были заняты Баженой. Он и сел так, чтобы краем глаза наблюдать за ней, как быстро и умело перебирает она пальчиками, как мелькают тонкие спицы, как струится нить; порой она дергала ее, и по полу катился серый клубок. Вот откуда-то выскочил белый котенок, стал гонять его, разматывая и запутывая нить. Бажена встала, шугнула котенка:
— Ах ты, негодный!
А сама украдкой глянула на него. Взгляд робкий, любящий, преданный, и от этого взгляда сладостное тепло разлилось в груди Словена. Посидев с часок, Словен стал прощаться с хозяевами.
— Ты заходи почаще, мне интересно с тобой беседовать, — приглашал его Довбуш. — Обсудим сегодняшнее положение в стране, наметим планы на будущее. Я ценю твои дельные советы.
И хотя Словен на сей раз не проронил ни слова, Довбуш остался доволен разговором с ним и проводил до выхода. «Если с ним молчать и давать возможность говорить, будешь при нем первым человеком!» — подумал Словен, выходя из шатра.
Следом за ним выскользнула Бажена.
Они не спеша пошли в лес, остановились под большим дубом. Солнце с трудом пробивалось сквозь густую листву, было тихо, даже птиц не было видно, одна желтоголовая овсянка прыгала между деревьями, выискивая червячков.
— Красота-то какая, — чуть слышно произнесла Бажена. — Век бы не ушла!
— Недаром охотники неделями пропадают в лесу.
— Как жаль, что я не мужчина. Я бы тоже из лесу не выходила…
— Просись в артели, там всегда поварихи нужны.
— Не очень-то берут, они и сами кашеварить умеют.
— Как соберусь на промысел, обязательно приглашу. Пойдешь?
— Не задумываясь!
— И не побоишься?
— С тобой мне ничего не страшно.
Словен помолчал и, немного поколебавшись, спросил:
— Я хотел у тебя узнать…
— Про Изяслава? — тотчас догадалась Бажена.
— Да, про него. Ты с ним… встречаешься?
— Я прогнала его.
— Как прогнала?
