— А вот и гнездо, — сказал я, показывая на круглый комочек, прилепившийся к развилине ветки над нашими головами. — Видно, упал… Пошли, — предложил я Прокопию.
Он отрицательно покачал головой.
— Птенец ведь только что вылупился, ему не упасть самому… — рассуждал следопыт. — Ежели гнездо хищник разграбил, то как же он этого не подобрал? — Прокопий, не торопясь, снял котомку, приставил к березке свою бердану и стал взбираться на дерево.
Я наблюдал. Он добрался до гнезда, заглянул в него и вдруг округлил глаза и лицо вытянулось от удивления.
— Что там такое? — не выдержал я.
— Тут только один птенчик, но, он совсем не похож на этот: какой-то смешной, большеротый, пузатый.
Над нами закружилась пара юрков. Они подняли панический крик, будто мы собирались отобрать их единственного птенца.
Прокопий походил по траве, осмотрел кусты, но второго гнезда не нашел, и мы отправились на стоянку.
Утром меня неожиданно разбудил Прокопий.
— Ты не спишь?
Я приподнялся и увидел в его руках гнездо с птенцом.
— Зачем же ты разорил его? — спросил я, вспомнив, как были обеспокоены родители.
— Принес только показать, ведь это он выбросил из гнезда другого птенчика.
Не понимая, в чем дело, я рассматривал малыша.
Ему нельзя было дать больше трех дней, и, несмотря на такой малый возраст, его уже обвиняли в братоубийстве. Гнездо было маленькое, один птенец занимал более половины всей площади, и поместиться здесь другому было трудно, не говоря уже о четырех или пяти, как это бывает у юрков. Бросалась в глаза необычно большая голова малыша, нехарактерная для этого вида птиц, и огромный шарообразный живот.
— Наверное, кукушонок, — сказал Прокопий.
Мы знали, что кукушка бездомница, своего гнезда не имеет и яйца откладывает в гнезда других птиц, поручая им же высиживать и выкармливать своих детей.
Мы задумались над тем, как кукушонок мог выбросить птенцов из такого глубокого гнезда, и решили попытаться определить, обладает ли только что народившийся подкидыш способностью вытолкнуть из гнезда птенцов или яйцо.
Мы скатали из лепешки шарик величиною с воробьиное яйцо, отполировали его и подложили под малыша. Опыт увенчался успехом.
Вначале птенец не реагировал на посторонний предмет. Но вот он начал жаться к одной стороне гнезда и одновременно выпихивал из-под себя мнимое яйцо. Потом бочком подлез под него. Еще одно движение — и, к нашему удивлению, шарик оказался у него на спине. Тогда птенец приподнял крылышки, казавшиеся беспомощными, и, удерживая ими на пологой спине жертву, стал задом пятиться к кромке гнезда. Наконец, «убийца» приподнял высоко спину и выбросил наружу груз.
Все это он делал уверенно и довольно быстро.
Таким инстинктом обладает кукушка с первых же дней рождения.
Описанный случай является ярким примером того, как хорошо быть человеком любознательным. Не будь у нас стремления к познанию различных явлений в природе, отнесись мы равнодушно ко всему, что встречалось по пути, мы многого не узнали бы, не научились бы отличать обычные явления от необычных.
Последние дни на Кизире
В тот же день вечером в лагере на Кизире нас ожидала приятная новость: прибыл Трофим Васильевич с товарищами. Они закончили работу на Чебулаке, и теперь мы снова вместе.
За костром при вечерней прохладе Трофим Васильевич долго рассказывал про свое путешествие. Его путь, как и наш, лежал через многие препятствия, как правило, возникающие неожиданно и для преодоления которых требовались смелость, упорство и вера в свои силы. Большой опыт, неутомимая энергия позволили этому человеку вывести отряд из тяжелого положения и догнать нас. Теперь все мы вместе, и наше будущее не казалось совсем безнадежным.
Мы, в свою очередь, вспомнили про росомаху, «казенный» полушубок и про то, что Павлу Назаровичу неохота умирать, не повидавшись со старушкой. Слушатели смеялись от души, смеялся и старик.
Ночью из-за гор надвинулась непогода. Товарищи легли спать в палатках, а я решил переночевать у Павла Назаровича под елью. У него как всегда ночлег обставлен уютно, вещи прибраны, для одежды и обуви сделаны вешала, всю ночь, как в сказке, горит костер. В такой обстановке отдыхаешь с истинным наслаждением. Так вот, сидя у огня, обхватишь сцепленными руками коленки и смотришь, как пламя пожирает головешки, а мысли бегут тихими ритмичными волнами, как шелест травы, ласкаемой неслышным ветерком. Почему-то всегда такая ночь у костра, под сводами гигантских деревьев, мне напоминала естественную колыбель человека, от которой он давно бежал, но не освободился от ее притягательной прелести. Какое поистине неизъяснимое наслаждение быть среди природы, с ней засыпать, дышать спокойным ритмом ночи, пробуждаться с птицами и жить в полный размах сил. Тут свои театры, свои песни, свой замкнутый мир, невиданные полотнища картин.
Старик вскипятил чай. К нам подсел Кудрявцев, остававшийся на Кизире.
— Сегодня ходил вверх по реке, смотрел проход, — рассказывал он. — Недалеко с той стороны впадает большая речка. Не Кинзилюк ли, Павел Назарович?
— За Березовой, помнится мне, других речек нет. Наверно, Кинзилюк, — ответил старик.
— Пошел я берегом и наткнулся на звериную тропу, что твоя скотопрогонная дорога, — продолжал Кудрявцев. — Дай, думаю, проверю, куда же она ведет. Оказалось, к солонцам. Посмотрели бы, сколько туда зверя ходит… Все объели, все вытоптали.
— А что же они там едят? — спросил я его.
— Тухлую грязь, вроде серный источник там.
Сообщение Кудрявцева было как нельзя кстати. На солонцах можно было легко добыть мясо, а главное — воспользоваться звериной тропой, чтобы пройти в глубь Восточного Саяна.
Солонцами обычно называются места в горах или тайге, куда приходят звери полакомиться солью. Они бывают природные и искусственные. К природным солонцам относятся места выхода мягкой породы, содержащей в своем составе соль, которую и едят звери. Искусственные солонцы устраивают охотники за пантами, специально насыщая землю соленым раствором. Сибирские промышленники солонцами называют минеральные источники, охотно посещаемые изюбрами. В хорошую погоду на солонцах легко добыть зверя.
Утром мы еще раз посоветовались, каким маршрутом проникнуть к пику Грандиозный. Павел Назарович не советовал идти по Кизиру.
— Не то что нам с лошадьми пройти, там черт голову сломит, — говорил он. — Место узкое, щеки, берега завалены камнями, а река, как змея, не подступись ни вброд, ни вплавь. Промышленнику зимою какая забота — сам да нарта, куда хошь пролезешь и то не хаживали. Бывало, соболь уйдет туда, в трубу, ну и все, поворачивай восвояси, там его дом… Веретеном зовем это место.
— Может, свернем по Кинзилюку? — спросил я старика.
