Пюпке задевали не слишком часто. Его по-прежнему считали хорошим немцем. Главные удары обрушились на начальника службы безопасности капитана Эггерса и его заместителя, маленького майора, который постоянно ходил в плаще, придававшем ему опереточный вид.
Несколько недель Бадер догадывался о существовании майора только по сигаретному дымку. Наконец майор потребовал, чтобы Бадер, проходя мимо, отдавал ему честь. Бадер сказал, что он старше званием, но когда майор станет комендантом лагеря, Бадер начнет козырять ему.
Довольно часто чувствительные уши немцев ранил льющийся из окон немецкий гимн с небольшими изменениями: «Deutschland, Deutschland UNTER alles». Высокий голос Бадера четко выделялся среди остальных.
Бадер также начал разбрасывать листовки над территорией Германии. На обрывках туалетной бумаги он писал на немецком различные оскорбительные для Рейха лозунги и, дождавшись благоприятного ветра, выбрасывал их из окна замка, чтобы «листовки» отнесло в деревню.
Наконец маленький майор пригласил его в свой кабинет и с кислой улыбкой сказал, что жизнь станет легче для всех, если Бадер прекратит свои выходки и в будущем будет вести себя более сдержанно. Бадер сказал, что в его задачи не входит показывать пленным хорошие примеры, что облегчит жизнь немцам. Последовавший жаркий спор доставил большое удовольствие Бадеру и никакого — майору.
В Кольдиц прибыл веселый и непокорный Питер Танстолл. Он уже стал обладателем рекорда, пройдя 6 трибуналов и проведя в одиночке 360 дней. Они с Бадером сразу нашли общий язык. Танстолл недавно нашел способ аккуратно разделять фотографии на два слоя. Внутри можно было написать письмо, после чего фотография склеивалась обратно. Таким способом можно было отправлять сообщения в Англию. Бадер написал записку Танстоллу, которую следовало вписать в фотографию. Она начиналась: «Сообщение от подполковника Бадера». В записке Бадер излагал все, что ему было известно о положении в Германии, эффекте бомбардировок, передвижении воинских эшелонов. Записка заканчивалась фразой: «Бомбежки действуют очень здорово. Вбомбите ублюдков в ад».
Танстолл положил записку в свой бумажник. Однако через пару дней немцы устроили обыск в нескольких комнатах. Когда они вломились в комнату Танстолла, бумажник лежал прямо на нарах. Танстолл поспешно схватил его, но это вызвало подозрения, и немец приказал: «Отдайте!» Танстолл быстро выкинул бумажник в окно, однако он, к несчастью, упал в нескольких шагах от капитана Эггерса, и Эггерс подобрал его.
Это несколько тревожило, но в течение трех недель ничего не происходило, и Бадер начал думать, что все обошлось. Однако потом Эггерс поднял его в 6 утра, сообщив:
«Поднимайтесь, подполковник. Мы везем вас в Лейпциг».
«Какого дьявола?» — ранний подъем не улучшил настроения Бадера.
«Befehl ist Befehl», — таинственно ответил Эггерс.
Бадера усадили в автомобиль, втиснув между охранниками. Он был бы рад вырваться из мрачной старой крепости, однако мучила неизвестность. В Лейпциге его привели к мрачному офицеру сидевшему за огромным столом. Шестое чувство предупредило Бадера, что наступил опасный момент. Немец перелистал лежащие перед ним бумаги и поднял на Бадера холодные голубые глаза.
«Против вас выдвинуты два обвинения, подполковник. Первое. Еще со времени помещения в Офлаг IVC вы подстрекали офицеров к неповиновению и сопротивлению. Дисциплина резко упала. — Его голос был подчеркнуто ледяным. — Что вы можете ответить на обвинение в подстрекательстве к мятежу?»
«Я просто не понимаю, о чем идет речь».
«Ладно, дальше. У меня есть более серьезное обвинение против вас. — Пауза. — Обвинение в шпионаже!»
Снова пауза.
«Мы перехватили письмо, которое вы пытались переслать домой, со сведениями военного характера».
Бадер наклонился вперед и увидел на столе листок, который он отдал Танстоллу. Последняя строка была жирно подчеркнута, и он вспомнил провокационные замечания относительно бомбежек.
Немец повторил:
«Военная информация! Пытаться переслать такое сообщение, значит быть замешанным в шпионаже. Это может иметь самые серьезные последствия для вас. Вас могут расстрелять за это».
С внезапным облегчением Бадер улыбнулся, так как не чувствовал за собой вины, и сказал решительно:
«Вы несете полную чушь. Я, британский офицер, уже долгое время сижу в ваших лагерях, в полной военной форме… Как вы можете обвинить в шпионаже пленного офицера в мундире?»
Похоже, немец об этом просто не думал, так как он на мгновение смутился, но потом снова перешел в атаку:
«Тем не менее, вы пытались передать информацию».
Бадер ответил:
«Я буду пытаться. Как будет любой другой. Но это не делает меня шпионом. Вот он я. Вы видите на мне мундир. Вы держите меня. Как вы можете обвинять меня в шпионаже?»
Какое-то время они спорили, пока пленный не взял верх. Немец встал и проворчал:
«Достаточно. Но вы должны быть готовы к военному трибуналу в Берлине по этому вопросу».
Бадер вышел из комнаты с уверенным видом, но пока его везли на автомобиле обратно в Кольдиц, его уверенность изрядно поколебалась. На полпути его посетила неожиданная мысль… Это будет неплохой шанс бежать, и такой случай нельзя упускать.
Следующие два дня он постоянно шептался с Джеффри Стефенсоном и Питером Стори-Пью, молодым пехотным лейтенантом. Они обсудили идею с комитетом по побегам. Они выползут из стрельчатого окна на покатую крышу высоко над внутренним двориком и на достаточном расстоянии от прожекторов. Любым способом они должны переползти конек крыши и попасть на немецкую половину замка. Там, скрываясь в тени и карабкаясь по крышам, они должны оказаться в том месте, где проходит кабель громоотвода, уходящий в землю, до которой было более 100 футов. Соскользнув вниз, они должны сбросить веревку в сухой ров глубиной 40 футов, перелезть через два забора из колючей проволоки и террасы, засеянные противопехотными минами, после чего следовало добраться до Швейцарии. Не будет ли комитет по побегам столь любезен, что достанет немного немецких марок, подложные бумаги и кое-какие другие мелочи?
Хоу попытался тактично объяснить:
«Ты не сможешь это сделать. Две или три группы пытались проделать нечто подобное и чуть не свернули себе шеи. Они были хорошо подготовленными атлетами. Мне жаль, но без ног ты ничего не сможешь сделать».
Бадер уперся:
«Полная чушь. Конечно, я смогу».
Последовал жаркий спор, но комитет с сожалением признался, что не может достать марки и документы.
Через несколько дней Бадер вместе с несколькими поляками снова попытался найти дорогу из замка. Один из поляков, сняв решетку, сумел проникнуть в канализацию. Он долго ползал по скользким вонючим трубам, разыскивая выход. Он ползал по канализации целый час и вернулся, сообщив, что труба становилась все уже и уже, пока он чуть не застрял. Однако под землей имелись и другие трубы, поэтому можно было совершить новую попытку. Равинский совершил еще несколько походов в подземный лабиринт, но все трубы заканчивались либо сужением, либо просто бетонной пробкой. Теперь они знали, что выбраться через канализацию невозможно.
