— Хорошо, Мама Девочка.
Я спрыгнула с постели и затанцевала. Я всегда танцую, когда у меня хорошо на душе — или когда плохо, а я хочу, чтобы было хорошо; но Мама Девочка знать не знает, что большей частью танцую я для того, чтобы на душе у меня стало веселее. Она думает, я танцую всегда потому, что мне чудо как хорошо, только это вовсе не так. И вот почему ее лучшая подруга Клара Кулбо называет меня «миссис Нижинская».
— Нет, эта девочка обязательно станет прима-балериной Никарагуа, — когда-то, еще очень давно, сказала она Маме Девочке. — Все-то она танцует!
Но много она понимает! Много она знает о девочках, хоть у нее и две собственные! Могу поспорить, что ни о той ни о другой она ничегошеньки не знает. Ей бы только нос задирать да молоть всякую чушь.
Разговор по душам с доктором Спрэнгом
Мы уже собирались отправиться на чай к мисс Крэншоу, когда в дверь постучали. Оказалось, что это мой доктор, А. Дж. Спрэнг.
Я сказала:
— Большое спасибо вам за куклу.
— Теперь вы обе как куклы — Мама-кукла и Дочка-кукла. Как вы себя чувствуете?
— Боюсь, что весь сегодняшний день мы были скандальные и задиристые, — ответила Мама Девочка.
— Правда? Почему?
— Наверное, потому, что разведенную мать всегда могут обидеть — даже собственная дочь.
— Но почему вам тогда не держаться так, будто вы не разведены?
— Но ведь я на самом деле разведена.
— Ну конечно, но что это значит — разведена? Вы по-прежнему ее мать, а ее отец — по-прежнему ее отец. Мир не останавливается, когда разводятся муж и жена.
Маленький доктор обеими руками взял меня снизу за подбородок и пощупал шею, а потом спросил:
— Или все-таки останавливается?
— Нет, — сказала я, — мир никогда не останавливается.
— Конечно нет. Ты хорошо ела и отдыхала в последнее время?
— Кажется, мы только этим и занимались, — сказала Мама Девочка, — и мне это тоже немного надоело.
— Чтобы не надоедало, — сказал маленький доктор, — надо выбирать еду повкуснее и виды отдыха поприятнее. Ешьте, например, дыни — они в это время года просто восхитительны.
— У нас на завтрак была земляника, — сказала я.
— Понравилась?
— Очень!
— А что у вас было на ланч?
— Мы пропустили ланч, потому что у нас был огромный завтрак, а сейчас мы идем на чай.
— На чай, — задумчиво сказал маленький доктор. — Чай тоже может доставить много удовольствия — конечно, смотря кому.
Он поглядел на Маму Девочку и спросил:
— Сколько времени как вы разведены, дорогая?
— Три года, — сказала Мама Девочка, — но первые два мой муж — то есть мой бывший муж — жил от нас очень близко. Но теперь уже почти год, как он живет очень далеко, а с ним и мой сын. Это означает, что девочка уже целый год без отца и без брата, если не считать воспоминаний — а вспоминает она о них, должна я сказать, все время. От этого я нервничаю, она тоже, и мы с ней ссоримся.
— Понятно, понятно. Ну а они, я надеюсь, оба здоровы?
— Во всяком случае, они никогда ни на что не жаловались, так что, я думаю — да, но, вообще, кто знает? Правда, их письма из Парижа очень жизнерадостные. Думаю, что у них все хорошо.
— Из Парижа? Что же они там делают?
— Мой муж композитор, и он вдруг надумал поехать в Париж пожить там.
— Композитор? Да, это профессия, ничего не скажешь, но можно ли, будучи композитором, заработать себе на жизнь?
— Моему мужу это всегда удавалось. Он работает очень много, не знает ни отдыха ни срока, и свою работу очень любит, и считает также, что обязательно должен хорошо зарабатывать. По его мнению, в мире машин и денег искусство не может быть нежным, хрупким цветком. Мой муж — человек с сильным характером и ссорится со всеми, с кем его сводит жизнь. Однажды он похвастался тем, что у него никогда не было друзей. Он предпочитает врагов.
— Прелестно, — сказал маленький доктор.
— И один из его врагов — я, — сказала Мама Девочка.
— И вовсе нет, — сказала я, — сама знаешь. Мой отец знает и любит много разных людей, но друзей у него нет просто потому, что он слишком занят. Но и врагов у него тоже нет, ни одного на свете. Он так занят, что заводить друзей или врагов ему некогда.
— Теперь вы поняли, о чем я говорю? — спросила Мама Девочка доктора. — Понемножку мы с ней ссоримся все время, но иногда начинаем ссориться серьезно, и тогда я снова начинаю чувствовать себя обиженной, потому что знаю, что она понимает его лучше, чем понимаю я.
— Что вы, что вы, — сказал доктор, — вы очень симпатичная семья. Мужчина с мальчиком в Париже, женщина с девочкой в Нью-Йорке. Могло быть много хуже.
— Конечно, — ответила Мама Девочка. — Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не умер. Только вчера вечером в «Автомате» я прочитала в газете у соседа по столику, что умер Джон Дули. Кто будет следующим?
— Увы, это так. Мертвых друзей у меня больше, чем живых.
— Все же — друзей.
— О, я просто называю их друзьями. Это люди, которых я встречал и знал немного — и не очень близко. И все-таки мне их не хватает.
Маленький доктор улыбнулся и пошел к двери. За все это время он ни разу не присел, даже на минутку.
— Ну, — сказал он, — я вижу, вы совершенно здоровы, но если вы думаете пожить здесь еще некоторое время, то я, если вы не против, буду время от времени к вам заглядывать. Я частенько навещаю мисс Крэншоу — она живет дальше по коридору.
— Туда-то мы и идем пить чай.
— Вот как?
— Да.
— Вообще говоря, она не часто приглашает к себе гостей, и я слышал, что многие, особенно люди театра, были бы очень рады у нее побывать, так что, мне кажется, у вас есть все основания быть довольными.
— Мы очень довольны.
— Тогда до свидания, — сказал маленький доктор и ушел.
Мама Девочка посмотрела на меня и сказала:
— Лягушонок, постарайся понять, что я хочу только одного — чтобы тебе всегда было хорошо, — сейчас, когда мы придем к мисс Крэншоу, и каждый день и потом, пока ты не станешь большой, не влюбишься и не выйдешь замуж. Я не хочу, чтобы ты пошла на сцену, но в то же время не хочу мешать тебе, если ты хочешь этого сама.
— Ой, Мама Девочка, я понимаю. Не беспокойся обо мне — мне хорошо, мне всегда хорошо.
— Нет, правда? — спросила Мама Девочка. — Если бы я не была уверена, что это так, я бы, наверное, умерла от стыда.
Мы вышли из нашего 2109-го номера и пошли к мисс Крэншоу.
