В капитанской каюте, как и обещал ростовщик, сохранилась часть личных вещей: свечи, длинный парусиновый плащ, кираса и шлем, посуда, поношенный кафтан, жаровня и примитивный фитильный примус, тоже рассчитанный на использование светильного масла. Видать, не успел прибраться человек. Очень может статься, владелец и капитан сего красавца теперь уже рубили сахарный тростник где-нибудь в английских колониях. Если, конечно, их не зажарили на костре под улюлюканье пьяной стокгольмской толпы.
Вернулись к Альбрехту в отличном настроении, что сразу все прояснило Юрию Семеновичу.
— Купчую на неф на имя князя Андрея Сакульского выписывай, — указал он ростовщику. — Ему нужнее. Пусть будет в счет разницы, согласен.
— Да, — улыбнулся Зверев. — Понравилась игрушка. Пусть будет.
— Ты вот на это глянь… — Князь Друцкий с благоговением подвел руки под плотно расшитый золотом, усыпанный самоцветами, жемчугом, украшенный золотыми пластинами с разноцветной эмалью, прямоугольный кусок ткани со скругленными краями и большим, с две ладони, отверстием в середине. Поднял и замер, не отрывая от возвращенного заклада повлажневших глаз. — Оплечье еще прапрапрадеда моего, князя Торислава Светлого. Глаза у него, сказывают, совершенно белые были. А оплечье он это на коней туркестанских для дружины своей сменял. Несчетно тогда отряд его малый бед тракайцам доставил. Никто догнать его воинов не мог, как на крыльях летали. Ударят дружине князя литовского то в спину, то в бок, то на переходе застигнут, порубят ворога. Захватят, кто в дозоре или от рати далеко отошел, — и скроются. Токмо поверит Гедимин, что ушли отряды княжеские, ан Друцкий уж с другой стороны налетит. Да… Рука самого Светлого оплечья этого касалась, в нем он на стол садился, в нем под венец шел.
— Княже, князь Андрей, подпись свою в купчей поставь, — отвлек Зверева от рассказа молодой писарь ростовщика.
Князь Сакульский, еще не привыкший раздавать автографы, старательно и длинно вывел свой титул. Мальчонка присыпал чернила тонким песком, легонько подул, смел сор оправленной у сустава в серебряный держатель заячьей лапкой:
— Поздравляю, господин. Отныне это судно ваше.
— Забирайте, — взмахом руки приказал Юрий Семенович.
Холопы подняли два сундука, каждый размером со средний туристский рюкзак. Один, похоже, веса не имел совсем, но другой тянул не меньше чем на пуд. Видимо, заклады и закладные ростовщики упаковали по отдельности.
Первыми двинулись холопы помоложе и покрепче, держа руки на боевых топориках, следом четверо мужиков несли груз. Отряд замыкали князья, тоже готовые без колебаний вступить в схватку.
— На ушкуй все это я уложу, хорошо? — кивнул на сундуки Друцкий. — Неф, конечно, куда крепче… Да токмо кто еще знает, каково оно на ходу, это судно? Мыслю, Лучемира кормчим на него пересадить надобно, Левшия и Тришку в помощники. И я пять холопов дам. Старик он опытный, управится. А Риуса на ушкуе к рулю поставим. Он с дедом уж года четыре плавает, тоже глупостей натворить не должен. Вслед за нефом пусть плывет, вот и не заблудится. Пожалуй, повезло нам с этим судном. Слишком много я думы думал, как золото монетой звонкой сделать. Совсем забыл о том, на чем нам опосля товар купленный везти. Тут нам без пары нефов не обойтись будет, никак не обойтись.
— А людей для команды на три корабля нам хватит?
Князь Юрий задумался и молчал до тех пор, пока они не опустили сундуки в небольшой трюм под хозяйской каютой. Покончив с этим, дядюшка откупорил бочонок выигранного рейнского вина, налил себе и Андрею по полному кубку:
— Давай выпьем за славное, боголюбивое деяние, свершенное нами сегодня, в этот дождливый, но светлый для рода Друцких день. Сегодня мы сняли долговую удавку с шеи многих десятков наших родичей, Андрей Васильевич. Тех, кто поддержит в трудный момент, тех, кто поставит вместо тебя на службу людей или поручится перед другими знатными людьми. Тех, к кому ты всегда можешь скрыться от опалы своего государя, не боясь выдачи, кто похлопочет, чтобы тебя приняли в новой стране с почетом и уважением, а не презрением. За наше древо, за крепкие ветки его, кровными узами повязанные. Сегодня мы помогли всем, завтра придет и их черед. Давай выпьем, выпьем за родичей наших, старых и новых…
Они осушили бокалы, Юрий Семенович заткнул и убрал к стене за сундук бочонок.
— Идем, княже, надобно людей на неф снарядить.
Зверев понял, что продолжения не будет. О содержимом сундуков добрый дядюшка предпочел не упоминать. И ладно бы, коли речь шла только о закладах. Это понятно, их можно и хозяевам прежним вернуть. По-родственному. Но ведь ростовщик и сам Друцкий вели речь о закладных грамотах, долговых, рядных. Что с ними? Князь Юрий Семенович не порвал их торжественно в клочья, не сжег, не утопил в соленых холодных волнах. Нет, князь их припрятал поближе к себе, подальше от случайностей, и уничтожать явно не собирался. Так что на уме у тощего старикашки? Хочет заменить больного астматического Альбрехта в качестве главного заимодавца семьи? Так сказать, оказаться тем, кто по-хозяйски заботится о прочих младших родственниках.
— Вот и славно все получилось, дорогой мой князь Андрей Васильевич, — вернулся к Звереву князь Друцкий, когда лодка с холопами отвалила от борта и, прыгая меж шипящих белых гребней, стала пробиваться к стоящему на рейде огромному паруснику. — Теперь можно и еще раз согреться славным бокальчиком красного вина.
— Там есть закладные на земли княжества Сакульского или иное добро, принадлежащее мне или Полине? — перебил Юрия Семеновича Андрей.
— О чем ты, княже? — удивился Друцкий.
— О закладных, дядюшка, о закладных.
— Помилуй Бог, Андрей, ты ведь их все выкупил!
— Это означает «да», дядюшка? — вопросительно приподнял брови Зверев.
— Ой, совсем запамятовал, — всплеснул руками тощий желтолицый хитрец. — Да, есть две грамоты… Там про княжество что-то… И про земли, к Великим Лукам примыкающие.
— Отцовское имение?
Юрий Семенович кашлянул:
— Ну, у меня-то они будут в сохранности, ты не…
— Дядюшка, дорогой мой… — заговорил Зверев тем же ласковым тоном, что и его спутник.
— Ась? — испуганно дернулся Друцкий.
— Мне нравится твой сын, князь Юрий Семенович, — улыбнулся Андрей. — Хороший парень. И я бы хотел, чтобы он оставался мне другом, а не кем-то еще.
— Подними край ковра-то, — сморщился с лица князь. — И люк подержи…
Он спустился в темную яму под каютой, долго звенел ключами, пока наконец не хлопнула крышка сундука. На пол каюты вылетели две грамоты. Андрей поднял их и, не читая, сунул краем в огонь масляного светильника. Старый желтый пергамент затрещал, зачадил, но князь Сакульский терпеливо дождался, пока огонь сожрет большую часть свитков, и только после этого открыл ставню и кинул обгоревшие уголки в море. Оглянулся:
— Ну же, дядюшка, не грустите! Я ведь не забираю у вас сундук целиком. Налейте еще этого темного трофейного вина и давайте выпьем за ваших внучатых племянников, молодость которых не будет омрачаться долгами их далеких предков.
