Ведун рывком выдернул веревку из воды, сделал несколько размашистых шагов и метнул ее на ближний костер — так, чтобы тяжелые влажные петли широким кругом оградили очаг от окружающего снега. Нукеры Чабыка предпочли отступить подальше — Середин, не обращая на них внимания, лезвием косаря раскидал угли, кинул в горячий пепел и золу шматок глины, принялся катать его в получившейся грязи, взглядом выискивая хромого воина:
— Чабык! Барана давай! Только на веревку не наступи, Ния пропустишь!
— Кого? — Кочевник за густую шерсть поднял с кошмы одного из взятых для ужина баранов, широко шагнул через препятствие.
— Это хозяин мертвого мира, — не таясь, объяснил ведун. — Я веревку заговорил, чтобы по кругу его пускала, пока не высохнет. Пока он жизнь баранью не заберет, мы ею пользоваться сможем.
— Как?
— Увидишь… — Середин слепил из глины грубую чашу, подставил: — В нее кровь пускай.
— Не вместится! — предупредил воин.
— Душа летучая, кровь текучая, плоть могучая, — уже бормотал заговор ведун. — Ни плоти души не удержать, ни крови, ни белу свету. Лети, душа, на волю, ищи, душа, свободу. В плоти тебе не усидеть, в свете тебе не сгореть, с кровью тебе вытечь…
Он кивнул кочевнику, и Чабык, правильно поняв знак, сильно и быстро провел ножом по горлу барана, вскрывая артерию. Кровь, пульсируя, хлынула в чашу. Олег дождался, пока напор ослаб, и стал торопливо разминать глину.
Ему припомнилось, как когда-то очень давно, больше десяти веков тому вперед, Ворон вывозил их в лес. Они бегали весь день в поисках сброшенных змеиных шкур и Иванова корня, собирали с ветвей шерсть, пытаясь угадать, кому она принадлежит. Ведь каждый зверь свой норов в будущем зелье оставляет: крот — злобу, рысь — терпение, волк — выносливость, лось — силу… У каждого зверя своя, особая жизненная сила. И в каждой частице она, словно маленький ген, таится.
Тогда они находились так, что к вечеру еле ноги переставляли, а уж оголодали — что заточенные в склепе упыри. Ворон же, выведя их к какой-то деревеньке, велел готовить ужин, привел барашка, а сам о ночлеге пошел уговариваться.
Когда он вернулся через два часа, на лугу возле узкого тихого ручейка горел костер, мучались голодом одиннадцать начинающих колдунов и пасся один барашек примерно десяти кило живого веса… Людям, привыкшим покупать в магазине мясо и тушенку в консервах да заказывать в кафешке шашлыки, легко рассуждать о жестокости дикарей и брезгливо воротить нос от пахнущих парной кровью рук…
— Ты делаешь глиняного человека? — с жадностью наблюдал за работой ведуна кочевник.
— Барана. Кровь барана, жизнь барана и тушка тоже должна быть его… — отогнув наверх коричневую голову, ответил Олег и поставил фигурку на землю. Барана она напоминала ничуть не больше, нежели свой прототип — скульптуры Церетели, но зато у ведуна в запасе имелись кое-какие действенные средства. Олег зачерпнул из кострища немного золы и стряхнул на спину глиняной фигурке: — Не жить волку без волчицы, голубю без голубицы, лису без лисицы. Так и тебе, зверю из горячей золы, холодной глины и живой крови, одному не жить. Иди, зверь, ищи, зверь. Ищи племя свое, ищи долю свою. Ищи глину холодную, кровь парную, золу горячую…
Олег вскинул ладони и быстро отступил назад, чуть не врезавшись в Чабыка.
— Что теперь? — шепотом спросил воин.
— Глины везде хватает, — так же тихо ответил Середин. — Кровь тоже льется нередко… Но вот горячая зола или пепел бывают только в человеческом очаге. Если голем почует неподалеку огонь, аккурат к ближнему жилью нас и выведет.
— А далеко ли он способен его заметить?
— Самый ближний… — неуверенно вспомнил уроки Ворона Олег и вдруг подумал, что магия способна указать фигурке и на костер по другую сторону планеты. Для высшего знания ограничений по расстоянию нет.
Вокруг стало горячо от дыхания: воины, слышавшие разговор, сгрудились почти к самой веревке, наблюдая за простенькой, наскоро сделанной игрушкой. Они, в отличие от христиан, не боялись колдовства. Для приуральских язычников духи, боги, лешие, русалки и колдуны не были чем-то сверхъестественным. Эти люди каждый день оставляли свои подношения берегиням или духам, считали их своими соседями, каждый день встречались с шаманами и ведьмами и ничего особенного в этом не видели. Ну чародеи и чародеи — что такого? Кочевников беспокоило лишь то, дружелюбен кудесник или враждебен. Олег для них уже давно стал своим, и магия ведуна никого из рода ворона не тревожила, вызывая лишь любопытство.
Прошло несколько томительных минут — глиняное подобие барана не подавало никаких знаков.
— Ничего, — первыми разочаровались молодые воины.
— Не получилось, — хмыкнули те, что стояли подальше.
— Посланник ничего не смог, — услышали самые дальние из кочевников.
— Ну как? — наконец поинтересовался и преданный Чабык.
Середин тихо зашипел, пытаясь понять свою ошибку.
Кровь… Жизнь… Заговор Ния через воду, фигурка…
В фигурке чего-то не хватало. Чего-то малого — но все же мешающего принять ее за живое существо.
— Да! — внезапно сообразил ведун, подобрал пару махоньких угольков и быстро ткнул их по сторонам головы. — Глаза…
Он не успел заметить, как произошло изменение: он хотел лишь отереть пальцы, а когда через миг глянул на «барашка» — глиняный малыш уже мчался к реке.
— Не трогать! — крикнул он кочевникам, ринувшимся следом, опоясался, ткнул пальцем в Чабыка… Но приказ, уже готовый сорваться с языка, неожиданно выветрился из памяти, и Середин просто кинулся догонять маленького голема.
Фигурка оставила на снегу тонкий бисер следов, замерла у берега, но тут же свернула влево, метнулась вверх по течению. Движения глиняных ножек сливались в размазанные дуги, туловище мчалось со скоростью стрелы, не пугаясь ни скал, ни расселин, ни камней. Не прошло и двух минут, как колдовское порождение скрылось из глаз, и только длинный извилистый хвост оставшихся на снегу следов подсказывал, куда за «барашком» бежать. Преследовать малыша оказалось непросто: покрытые снегом и ледяной коркой валуны, небрежно сваленные матушкой-природой вдоль берега, не позволяли уверенно встать на ноги, вынуждали медленно перебираться с места на место, цепляясь за корни деревьев и ветки кустарника. Там, где големчик шустро проскакивал по тонкому насту — нукеры соскальзывали по откосу вниз, рискуя переломать конечности в расселинах или свалиться в воду.
— Ступайте обратно, бестолковые! — наконец не выдержал Чабык. — Разбивайте лагерь, готовьте еду.
Старый кочевник сразу догадался не ломиться через каменистые россыпи по прямой, по хорошо различимому следу, а обходить препятствия стороной, где проще, а потом выискивать тонкую прямую строчку на насте по другую сторону. Теперь он встречал своих нукеров за очередным взгорком и нетерпеливо хлестал себя плетью по колену:
— Шею зазря свернете — что матерям вашим скажу? Что дураков воспитали?
