– Нам действительно неведомы ваши законы, позволяющие уклоняться от принятых обязательств. Мы руководствуемся своими, предписывающими отдавать проигранное в срок.
А когда Кембель вовсе закручинился, Грибоедов сказал:
– Я слышал, что вы занимаетесь поставками стрелкового оружия. Сбываете персам всякую дрянь, хотя случается, дразните их и современными ружьями. Вот и дали бы нам пару образцов. А в благодарность мы могли бы урезать ваш долг или даже простить его.
Кембель вовсе переменился в лице. Стал напыщенно говорить о присяге, которая не позволяет ему, верноподданному слуге английской короны, даже обсуждать подобное предложение. Печальные обстоятельства, в которых он очутился, не дают права подозревать его в предательстве. Кембели уже несколько веков честно служат Англии, добывая для нее товары, рабов и славу...
Грибоедов решительно прервал монолог потомственного купца и работорговца.
– Не будем напрасно терять время, – сказал он. – Мы предлагаем вам честную сделку, ни-сколько не затрагивающую ваших патриотических чувств, ибо она не касается любезной вам английской короны. За нужную информацию мы платим приличную сумму. Если не согласны, найдем другого продавца, но относительно вашего долга более не будем проявлять терпения и потребуем его сполна. Выбирайте!
– Я ничего не знаю об этом, – сказал англичанин уже более миролюбиво.
– Узнайте, сумма достаточно большая, и ради нее стоит потрудиться. Мы слышали также, что скоро в этих краях должен появиться посланец турецкого султана на своем пути в Тегеран... Потрудитесь своевременно известить нас и об этом. И учтите, мы платим только за настоящий товар и достоверную информацию. Вернем вам записку, лишь когда убедимся в этом.
По всему было видно, что предложение принято, и Пущин предложил выпить шампанского.
– Нет, нет, – всполошился Кембель и опять покраснел, – я пью только воду.
– Да вы самозванец! – воскликнул Грибоедов. – Как смеете носить на своем лице признаки, вами не заслуженные?
Кембель только пожал плечами, варварского юмора он не понял. Пущин тоже не сумел оценить всю выгодность сделки.
– На кой черт тебе сдались эти ружья? – в сердцах воскликнул он и получил туманный ответ:
– Некоторые пилюли приходится завертывать в блестящие облатки, иначе они могут показаться излишне горькими.
Пущин только пожал плечами – известно, эти дипломаты привыкли дурачить и себя, и людей. Но друзей-то зачем?
На другой день от верноподданного английской короны были доставлены образцы новейших винтовок, а чуть позже поступили сведения о том, что из Эрзерума в сторону персидской границы отправилось турецкое посольство во главе с Мустафой-пашой. Оно должно было договориться с персидским шахом о совместных действиях против России. Никаких других сведений Кембелю узнать не удалось, их следовало добывать самим русским. За ними в начале декабря и отправился отряд майора Челяева.
Стали гадать, каким путем пойдет посольство. Прямой и самый короткий – через Тавриз, да ведь кто ездит прямо, дома не ночует. Это даже турки знают, потому скорее всего они предпочтут двинуться в обход. Дорог зимой мало, по козьим тропам посольство не ходит, остается только обойти занятый русскими войсками Тавриз и затем уже выйти на прямую дорогу к Тегерану. На этой дороге в двухстах верстах от Тавриза Челяев и намеревался встретить гостей. Однако решение пришлось скоро уточнить. Местные жители сообщили, что здесь существует еще одна дорога, тянущаяся рядом с главной, которую иногда используют караванщики. Что, если посольство воспользуется ею? Тогда Челяев решил разделиться: сам с основными силами встал на главной дороге, а Болдина послал на вспомогательную. Теперь оставалось только ждать.
Отряд Челяева расположился в небольшой деревушке из нескольких занесенных снегом саклей. В них набились до отказа, и все равно большая половина осталась на холоде. Развели костры и принялись гонять «чаи» из походных фляг. Ну а где такие чаи, там и долгий разговор. Тех, кто жаловался на холод и отсутствие жилья, урядник Корнеич по привычке вразумлял:
– Не слушай, где куры кудахчут, слушай, где Богу молятся. Холод ничаво, плохо, что святого отца рядом нету, кому исповедаться можно и от кого наставление получить.
Майор Челяев, решивший сполна разделить тяготы своего воинства у костра, хмыкнул:
– Не в ту сторону заехал, старина. Вернемся, тогда и намолишься вдоволь.
– Не скажи, ваше высокоблагородие. Все под ним ходим, аще не Боже, кто нам поможет? Вот был случай... Шли мы с обозом – бабы, детишки, старичье да казаков пара десятков. Вдруг чечены вылезли в великом множестве, нам воевать супротив них – проще сразу в петлю лезть. Одна надежа, чтоб продержаться до подмоги. Стали отходить в ближний лесок, который вдоль болота шел. Батюшка с нами был Илия, маленький да хроменький, царство ему небесное. Встал на полянке и стал молитвы сохранительные читать. Кругом пули свищут, а он знай себе читает. Дождался-таки, что мы все в леску сокрылись, тут и получил чеченскую пулю. Бросился я к нему, наклонился, вижу глаза закрыты, только ручка вздрагивает, ток-ток-ток... Чуток прошло, открыл он глаза и поглядел на меня – Иван?..
– Это ты, что ли? – послышались удивленные голоса.
– Я... Как вчера, так и сегодня, неужто по роже не видно? – вскинулся Корнеич. – А батюшка так ясно прошептал: «Водою...» Снял я с пояса флягу, открыл и приложил ее к губам, он же качнул головою и вновь закрыл глаза. Не схотел, значит, потому как преставился... Отнесли мы батюшку в лесок, а схоронить нет времени, чечены жмут, как ошалелые. Просто забросали ветками. Держимся из последних сил, понял я, что наступает конец, и начал читать отходную. Тут мне в голову и ударило, но не как отцу Илие, просто мысль пришла: о какой, думаю, воде батюшка поминал? Поглядел, а там за поляной ручей бежит в болоте. Проверил – дно твердое, и вдруг понял: водою! Водою велел уходить нам отец Илия. Вернулся я к своим и объявил волю батюшки. Бабы в рев: «Родимый, он и перед смертью о нас думал». Все разом уверовали, что от него пришло к нам спасение, и точно: как пошли, так и вышли все до единого...
Пошли новые истории, все такого же плана, как Господь служивому человеку помогает, угомонились только к полуночи, и то потому, что Челяев приказал стихнуть. Всех уложил спать, а сам остался на дежурстве и казака взял в помощь, чтобы костры поддерживать. За работой время быстро идет, хотя к утру сон стал одолевать. Казак так и сяк, дозвольте, дескать, за сменой послать. Челяев посмотрел на него и нахмурился. Спрашивает:
– Ты Петр Соколов?
– Так точно, ваш-бродь.
– Я слышал, ты жену в станице оставил, верно? – Казак подтвердил. – А когда при жене состоял, просил смены?
– Никак нет.
– Так для тебя жена важнее службы?
– Никак нет, ваше высокоблагородие, служба поважнее.
– Ну так и служи!..
Скоро, однако, Челяев решил прилечь, а вместо себя оставил Корнеича. Старик явился бодренький, свеженький, пары часов ему оказалось вполне достаточно. Спрашивает у казака: чего, дескать, зажурился? Тот уж и не знает, что сказать – спать охота и башка не варит. Кое-как передал свой разговор с начальником.
