– Ну что, одумался ваш полковник?
– Мы оставим Шушу, когда получим приказ Ермолова.
– Хорошо, пошлите в Тифлис своего офицера, а до получения приказа пусть будет перемирие. Даю вам девять дней.
Договорились также, что на это время под присмотром персов можно будет пользоваться соседними мельницами для помола крепостного зерна. Наблюдение за условиями перемирия в Шуше должны будут осуществлять два знатных персидских представителя, а заложником их безопасности станет комендант крепости, которого надлежит отправить в персидский лагерь. На следующий день в Тифлис с новым письмом полковника Реута в сопровождении одного из казаков отправился капитан Клюки фон Клюгенау, больно уж ему понравились посольские обязанности.
Условия жизни гарнизона заметно улучшились, хотя Реут не позволял расслабляться, да и персы не дремали. Наши доброжелатели сообщили, что те начали копать подземные ходы, намереваясь с их помощью проникнуть в крепость. К известию отнеслись, в общем-то, беспечно, поскольку из-за скального грунта копать врагу придется долго. Действительно, на одном участке работы были скоро прекращены, но на другом продолжались с удвоенной интенсивностью. Болдин обратился к Реуту с предложением сделать вылазку и завалить подземный ход, но тот не разрешил. Во-первых, сказал, у нас перемирие и не нужно давать врагу повод для упреков, а во-вторых, пусть копают...
Увидев недоумение на лице помощника коменданта, пояснил:
– Об этом подземном ходе мы уже знаем, пусть копают под нашим наблюдением, им еще долго трудиться. А завалим его, они в другом, неизвестном месте начнут, на суету, как говорится, угомона нет...
В ожидании время тянулось медленно, но вот прошли и отведенные для перемирия девять дней. Клюгенау не возвратился, ответ Ермолова, адресованный полковнику Реуту, был доставлен сопровождающим казаком. Он гласил:
«Защита Шуши одна может сделать вам честь и поправить ошибки. Извольте держаться и не принимать никаких предложений, ибо подлецы вас обманывают. Зачем прислали Клюки, который вам нужен? Он лучший ваш помощник. Защищайтесь. Соберите весь хлеб от беков – пусть с голоду умрут изменники. Великодушно обращайтесь с армянами, ибо они хорошо служат...»
Реут к такому ответу был, в общем-то, готов, знал о расположении наших войск и видел, что Шуша находится в глубоком тылу противника. Чтобы ее деблокировать, понадобилась бы целая дивизия, вряд ли сейчас генерал Ермолов располагает такими силами. Но надежда все-таки не покидала его, и он старался внушить ее подчиненным.
– Ничего, ваше высокоблагородие, – отвечали ему солдаты на призывы набраться терпения, – мы подождем. Уж ежели будет совсем невмоготу, мы по жребию есть друг друга станем, но не сдадимся этим грязным кизильбашам.
Что ж, если шутят, значит, силы еще есть и дух крепок, однако допустить до самого края никак нельзя, в этом и заключается сейчас главная задача полкового командира – так рассуждал Реут. Единственное, что поначалу его обеспокоило, так это тон письма Ермолова, но скоро и эта обида прошла, потому что понимал, как трудно сейчас генералу. Сам же он вины за собой не чувствовал и решил, что доказать это сможет только своими действиями.
Вместе с письмом генерала Ермолова была доставлена и записка от капитана Клюгенау. Тот сообщал, что генерал встретил его холодно, с упреками якобы на неправильные действия полка, но после данных объяснений несколько успокоился и приказал ему состоять в отряде, который формирует генерал Мадатов для противодействия полчищам Аббас-Мирзы, но куда именно направится отряд, пока еще неясно.
По прошествии отведенных девяти дней персидская сторона напомнила о прежней договоренности по поводу сдачи крепости. Реут сослался на отсутствие сведений из Тбилиси, персы решили подождать еще два дня. Когда прошли и они, Реут выслал из крепости персидских заложников и потребовал вернуть майора Челяева. Болдин, сопровождавший заложников, нашел майора в добром здравии, условия его содержания были вполне приличными, а относительная свобода, которой тот пользовался, позволила собрать интересные сведения. Он, в частности, сообщил, что лезгины из нагорного Дагестана прислали послов просить помощи против русских и в знак своей верности привезли локоны жен и рукава их платьев. Аббас-Мирза внял таким трогательным изъявлениям покорности и отправил царевича Александра с деньгами на поддержку бунтовщиков. А вслед за ним в северный Дагестан и Чечню с английским золотом отправился злейший враг России хан Сурхай, чтобы взбунтовать тамошних разбойников. Были иные свидетельства вероломства персов, они и здесь проявились в полной мере.
Аббас-Мирза, взбешенный непокорностью Шуши, отказался возвратить майора Челяева. А насчет своих заложников, которые пришли из крепости, сказал, что этих болванов можно отправить назад, тогда они принесут пользу хотя бы тем, что русским потребуется их кормить. В таком виде Болдину передали слова принца. К самому же его не допустили и под угрозой смерти велели немедленно убираться вон. «И что тут можно сделать против коварных азиатов?» – думал Болдин, возвращаясь из персидского лагеря. Полковник Реут тоже, конечно, возмутился, но и ему более ничего не оставалось. Иное дело Антонина, Челяев был ее крестным отцом, почитай что родным, и она с безоглядной решимостью молодости оставить его в беде не захотела. Поделилась с Болдиным своим намерением освободить коку Петю, тот, разумеется, стал ее отговаривать, да ведь на девичью прихоть угомона нет. Не поможете, сказала, одна пойду, а коли отцу скажете, вовсе знать перестану. Делать нечего, обещал свою помощь.
И вот в одну темную дождливую ночь Болдин, взяв группу солдат, вышел из крепости и направился в стан персов. Стража, укрывшаяся от непогоды, была беспечна, посты миновали благополучно. План был такой: учинить переполох и, воспользовавшись последующей суматохой, вызволить Челяева из плена. Армяне по заказу Болдина изготовили в своей мастерской несколько десятков ручных бомб, ими вооружили метальщиков, которые должны были взорвать их в разных частях стана. Проникнуть же к землянке, где содержался майор, и освободить его предстояло самому Болдину. В последний момент к нему присоединилась и Антонина, которую никак было не удержать в крепости.
Сначала все шло благополучно, солдаты разошлись по местам, Болдин запалил свою бомбу, которая оглушительно взорвалась, а вслед за этим послышались и другие взрывы. Персидский стан пришел в движение, людей охватила паника, они натыкались друг на друга в темноте, метались, подгоняемые взрывами, и не знали, в какую сторону бежать, ибо взрывы слышались отовсюду.
За те несколько дней, которые пришлось провести в плену, Болдин хорошо изучил персидский стан и к месту содержания майора добрался быстро. Охраны, как и следовало ожидать, возле нее не было, проникнуть вовнутрь не составило труда – новый взрыв, утонувший в общем грохоте, не привлек пристального внимания. Увы, место предполагаемого заточения узника оказалось пустым.
Болдин растерялся, искать Челяева в неприятельском лагере, охваченном паникой, не имело смысла, Антонина это понимала тоже, оставалось одно: подать условленный сигнал на возвращение в крепость, что благополучно и совершилось. Вылазка, слава богу, обошлась без потерь. Но поручика ожидали неприятности с другой стороны. Заметив суматоху, поднявшуюся в неприятельском лагере, в крепости объявили тревогу. Обстановка для полкового командира оказалась в высшей степени неясной, он послал за помощником коменданта, но того не могли найти, что добавило беспокойства. Когда же обнаружилось исчезновение дочери, Реут почти потерял голову. Это неприятное для полковника состояние продолжалось до тех пор, пока не возвратились участники вылазки. Обычно спокойный Реут на этот раз вышел из себя и обрушился на Болдина за проявленное самоуправство. Приказал отправляться ему под домашний арест, дочку тоже не пощадил: закрыл в комнате и никаких объяснений слушать не пожелал.
