– Служу Советскому Союзу! – гаркнул, вытянувшись, Андрей.
Полковник положил на стол грамоту и деньги, пододвинул на край стола:
– Конечно, надо бы в торжественной обстановке вручить, да все на постах. Нехорошо людей срывать со службы.
Андрей снова сел.
– Да сиди уж ты, как ванька-встанька! В глазах рябит. Капитан, оставьте нас…
Васильев, пожав плечами, вышел.
– Ты ведь на фронте в разведке был?
– Так точно, три года.
– Везунчик! В разведке редко кто три года служит.
– Два ранения имею.
– Я смотрел твое личное дело. И о наградах знаю. Зря не носишь.
– Не у всех сотрудников награды есть, не хочу выделяться.
– Хм, похвально. И как служится?
– Нормально.
Начальству жаловаться на службу – только неприятности на свою шею кликать. Не помогут, только накажут за неумение работать.
– Есть мнение на учебу тебя послать.
Андрей хотел спросить – чье мнение? Мнение его самого кого-то интересует?
– Ты же десятилетку закончил, а многие в милиции имеют шесть-семь классов образования. Фронтовик, разведчик, орденоносец. Характеристику тебе капитан хорошую дал. В боестолкновении вел себя правильно, не хуже опытного офицера. Вот как все ладно складывается. Война окончилась, и нам нужны кадры грамотные, с образованием.
Андрей растерялся. К службе своей он привык, агентурой обзавелся. Стукачей завербовать сложно, а без них не обойтись. Про учебу он не помышлял, не мальчик уже снова за парту садиться. Да и стимула не было. Тогда в милиции за звания не платили, только за должность. В зарплате выигрыш небольшой, а ответственности больше. Одно дело – отвечать за себя, и совсем другое – руководить коллективом и получать нагоняи за их работу и недоделки.
Он раздумывал, а полковник продолжал уговаривать:
– Специального образования у тебя нет – даже краткосрочных курсов, стало быть, постовой – твой потолок на сегодня. А придут завтра молодые, да с образованием – могут и подвинуть…
– Не больно-то я держусь за должность постового, на заводе больше зарабатывают.
– Не тот у тебя характер, Фролов, чтобы за станком стоять. Думаешь, я не понимаю, почему ты под пулемет бандитский полез? Скучно тебе жить обыденной жизнью, душа действий просит, активности. Или я не прав?
Андрей был вынужден признать, что полковник угадал. Психолог он тонкий или штампы работы такие? Не попытался заинтересовать его деньгами или положением, давит на другие точки. Много ли их у человека?
– Ну вот и договорились. Пиши рапорт. – Полковник придвинул ему лист бумаги.
– А что писать?
– Я продиктую. Пиши на имя начальника Главка, генерал-лейтенанта Леонтьева А. М.: «Прошу зачислить меня на учебу в Московскую специальную школу милиции». Дата и подпись.
Полковник забрал и прочитал рапорт.
– Ну вот, теперь жди приказа о зачислении.
– Когда на учебу?
– Шустрый какой! Учеба с первого сентября, а до этого приказ должен быть. Кроме того, ты не один, будут группу набирать. Так что запасись терпением и служи. Желаю удачи!
Полковник вышел из-за стола и пожал Андрею руку.
– Послушай, сержант, мы с тобой раньше нигде не встречались? Что-то мне лицо твое знакомо.
– Никак нет, товарищ полковник.
– Значит, обознался.
Андрей вышел.
– Зачем он тебя столько держал? – спросил Васильев.
– На учебу блатовал. Дескать, образования у тебя специального нет, выше старшины не поднимешься – ну и все такое…
– А ты?
– Пока служить буду.
Капитан зашел в свой кабинет, а Андрей направился на пост. Учеба – она когда еще будет, а лямку тянуть надо.
Только он встал у своего перекрестка, подошла информаторша – она же агент, как их называли в органах. Была такая Танька Белошвейка. Воры приносили ей украденные вещи, она их перешивала, и скупщики краденого продавали их на барахолке. Она была вдовой, имела двоих детей на иждивении, и Андрею было ее по-человечески жаль.
– Федька Одноглазый ко мне вчера с Батоном приходил.
Батон был форточником, воровал по мелочи. Но он был удачлив. За всю свою воровскую карьеру он попадался с поличным и сидел всего один раз.
Кто такой Федька Одноглазый, Андрей не знал.
– Что за Федька?
Женщина всплеснула руками:
– Неужели не знаешь? Медвежатник он знатный. Его еще до войны, в сороковом году посадили. Теперь вот вышел. Хвастал – по амнистии, справкой об освобождении в нос тыкал.
Теперь Андрею стало все понятно. Медвежатник – редкая воровская специальность, они открывают сейфы подбором отмычек или вскрывают иным способом. Был как-то умелец, изготавливавший подобие большого консервного ножа. С помощью дрели он высверливал в дверце сейфа отверстие, вводил туда зуб своего приспособления и взрезал сейф, как консервную банку, поскольку силы он был недюжинной.
Медвежатников было не больше двух десятков на весь Союз, и милиция старалась держать их в поле зрения. Если появился в районе такой профессионал, жди серьезной кражи. Поскольку сейфы – принадлежность учреждений, организаций, заводов, то и ущерб от кражи бывал велик – не три червонца в кошельке, украденном в трамвае.
– Где он обосновался?
– Больше не знаю ничего.
– И на том спасибо.
Андрей, узнав такую новость, сразу пошел в отдел, к сотрудникам уголовного розыска.
При его появлении парни в комнате замолчали.
– Тебе чего, Фролов?
– Агент сейчас сообщил, что на свободу вышел некий Федор Одноглазый, медвежатник.
– Да ну! – Оперативники переглянулись. Потом один из них вышел, а другой предложил:
– Присядь. Ты сам-то его видел?
– Не доводилось.
– Здоровенный мужик, руки – что грабли. Черные очки носит, чтобы дефект скрыть. У него на самом деле один глаз в драке выбили – разборка бандитская была. Так он обидчику голыми руками шею сломал и изувечил его так, что опознать невозможно было.
Вошел оперативник с картонными папками в руках, судя по наклейкам – явно из архива. Открыл первую папку:
– Любуйся!
О, господи! С фотографии на Андрея угрюмо смотрел единственным правым глазом громила. Рожа у него была самая что ни на есть бандитская.
– У него два срока было – в тридцать четвертом и сороковом, но в последний раз он семь лет получил. А подельник его два года как вышел – по амнистии. Вот он. – Оперативник открыл вторую папку.
