— Здесь не театр…
— Но, увы, и не больница. А я уже сказал вам: мне нужно лечить мое бедное сердце. Врач сказал, что оно может остановиться в любой момент. От простого нервного шока…
— Испуг труса вы называете шоком? — усмехнулся Вольф.
— От испуга или даже от радости. От любого потрясения… — Барон сделал жалостливую мину. — Вы смеетесь надо мной, а если бы вы знали, что значит больное сердце… Когда-нибудь вам скажут: ваш лучший друг барон скоропостижно…
— Мой друг?.. — Вольф поморщился.
— Гордость погубит вас, господин Вольф… — Но, заметив, как хмурится его собеседник, барон поспешил перебить самого себя. — Еще что-нибудь?
— Пока все. Можете идти.
Выйдя от Вольфа, барон решил забежать в пивную. Первое лицо, которое он там увидел, был Оле Хуль. Причетник сидел, понурившись, у пустого столика в ожидании собутыльника. Ему было отчего приуныть: обескураживающую новость сообщил ему только что Свэн Торвальд: наци решили не пускать на остров другого пастора взамен нынешнего. Значит, напрасно Хуль надоумил арестовать Сольнеса. Вот глупо-то получилось! Он сам подставил под нож курицу, которая несла ему золотые яйца. Прощай, доходы! Что же остаётся?
Попытаться заработать тысячу крон на голове русского?.. С тысячей крон старый бакалейщик возьмет его пайщиком в лавку. С Торвальдом не пропадешь: этот умеет ладить с гуннами. Что ж, дело, значит, за тысячею?
Оле оживился при виде входящего приятеля. На этот раз рыжий барон не только угощал, но и усиленно угощался сам. Прошло немного времени, и приятели оказались в одинаково приподнятом настроении. Может быть, поэтому обычная настороженность оставила барона. Он не заметил, как в пивную вошел Тэдди и уселся за соседний столик.
То, что Тэдди услышал, заставило его навострить уши. Рыжий говорил причетнику:
— Хочешь сделать у «капитана» настоящую карьеру, на всю жизнь? Приобрести его расположение и тысячу крон?
— Что ты сказал? — встрепенулся причетник. Как будто даже хмель мгновенно соскочил с него. — Тысячу крон?
— Наличными, без расписок и прочей волокиты.
— За это можно продать самого Саваофа!
— Иди к Вольфу и скажи ему про девчонку.
— Ты совсем зарапортовался, Вилли! Почем я знаю, где у тебя припрятана девчонка?
— Дочка старого Глана, Элли — красотка первый сорт. Вольф может увезти ее в Германию.
— Кто же пойдет на это? Мне вовсе не хочется, чтобы старый Глан свернул мне шею, когда выберется из тюрьмы.
— Фью! Старому Адмиралу крышка. Через сутки он пойдет на корм рыбам…
Если бы барон не был так пьян, он сразу заметил бы, как побледнел при этих словах юнга с «Марты», как судорожно сжались его кулаки и с каким трудом он сдерживал себя, чтобы не броситься на рыжего.
— Так, значит, ты боишься? Эх ты, трус! Ну и черт с тобой! Я сам получу эту тысячу… — сказал барон.
Оле не отвечал. Барон расплатился. Стараясь как можно тверже держаться на непослушных ногах, он вышел из трактира. Тэдди швырнул на стол деньги и последовал за бароном. Он нагнал его за первым же углом.
— Эй, Вилли!
Барон остановился.
— А, это ты, Тэдди? Здорово, сынок. Ну что скажешь?
— Я должен поговорить с тобой наедине.
— Некогда мне, мальчик. Спешу по важному делу.
— У меня тоже важное дело. Кстати, ты можешь на нем хорошо заработать. Я хочу сказать тебе, где русский.
Барон испуганно огляделся.
— Тс-с-с… Этого не должен знать никто! Пойдем куда-нибудь в уголок…
— Я проведу тебя к русскому.
Барон схватился за сердце. Ему показалось, что оно сейчас выскочит из груди. Вот, вот она, эта опасная радость, которая может убить! Рыжий закрыл глаза, прислушиваясь к учащенным ударам своего сердца, и наконец проговорил:
— Тэдди, мальчик мой, ты даже не понимаешь, как радуешь своего старого друга Вилли. Если я о ком-нибудь и забочусь, то это только о нашем милом старом Адмирале. Говори же скорей, где русский!
— Пойдем к нему, — настойчиво повторял Тэдди. — Это в двух шагах.
— Ты не врешь? — Барон схватил Тэдди за плечо. От радости у него кружилась голова: русский у него в руках?! Вот это здорово! И, главное, ни одна живая душа не будет знать о том, что он отвел его к Вольфу. Этот мальчишка? Дело небольшое — его можно будет ликвидировать в тот самый час, когда русский окажется в руках Вилли. Один удар ножа в спину. И пикнуть не успеет щенок!..
Такие перспективы окончательно развеселили барона.
— Веди меня, показывай, где спрятался русский.
Тэдди молча пошел вперед. Так они вышли за границу поселка.
— Хорошее дело, в двух шагах! — рассердился барон. — У тебя длинные ноги, малыш. Далеко еще тащиться?
— О нет! — воскликнул Тэдди. — Мы пришли!
Барон удивленно огляделся. Вокруг не было никакого жилья, где мог бы прятаться русский.
— Ты смеешься надо мной, дрянной мальчишка! — крикнул рыжий. И тут же пожалел об этом крике: так больно стало сердцу. Положительно, такого с ним не бывало еще никогда.
— Смеюсь? Ну нет, мне не до смеха.
Тэдди сунул руку в карман. Щелкнула пружина складного ножа. Широкое лезвие блеснуло перед глазами барона. Он с хрипением повалился наземь еще прежде, чем Тэдди нанес ему удар.
Несколько мгновений юноша в недоумении стоял над телом барона. Он не верил тому, что люди могут умирать от испуга. Но убедившись в том, что сердце барона действительно перестало биться, Тэдди спрятал нож и побежал прочь.
Он еще не мог понять, рад ли тому, что все так случилось, или жалеет, что ему так и не удалось отомстить этой рыжей шкуре за сестру.
Зверь бежит на ловца
Хуль медленно брел по пустынной улице поселка. На всех столбах были расклеены объявления о премии за поимку русского. Над текстом поместили фотографию беглеца. То и дело она попадалась на глаза Хулю. Хуль остановился. Слово за словом прочел объявление. Тысяча крон! Пречистая Дева, как здорово это звучит: тысяча крон за одну голову!
Хуль не заметил, как очутился перед лавкой Торвальда. Толкнул дверь. Боже правый! За какую-то тысячу крон он мог бы вот так же сидеть за прилавком в одном жилете и важно курить трубку с утра до вечера! Ловко это получается у Торвальда. Неужели Хуль никогда не добьется такого счастья?
Стараясь держаться как можно уверенней, он заговорил о покупке пая.
— Уж не разнюхал ли ты, где прячется этот русский? — подмигнул понятливый бакалейщик.
Но Хуля не так-то легко было поймать.
— Если бы так! — вздохнул он. — Без Вилли я, как без рук.
