— Отдай вантины, клади мачту! — еще повелительней крикнула она и, бросив шкот, кинулась к фалам.
— Может быть, так они нас и не заметят за волнами, — Элли указала на отделяющуюся от острова точку — это был сторожевой катер. Окруженный белой пеной буруна, он стремительно несся в море.
— Теперь за сети! Мы должны выглядеть, как обыкновенные рыбаки.
Элли взялась за тяжелые сети, и скоро гирлянда поплавков протянулась за кормою бота.
Сомнений быть не могло, катер мчался к боту. Струйка белой пены выдавала его путь.
— Идите в кокпит, — сказала Элли. — Не отзывайтесь, пока я сама не окликну. И помните: вы Карльсен, сеточный мастер с северного берега.
Житков едва успел скрыться в крошечном кокпите, как отчетливо послышался стук мотора. Хотя катер и нес национальные цвета острова, Элли отлично знала, что в нем сидят немцы.
В крошечный иллюминатор Житкову была видна как раз та часть моря, откуда подходил катер. Он уже различал стоящего на корме человека, видел торчащий на носу ствол пулемета.
Расстояние между судами быстро сокращалось. Катер описал размашистую дугу и исчез из поля зрения Житкова. Теперь слышался только стук мотора за кормою бота.
Раздались голоса. Слов нельзя было разобрать. Опытным ухом Житков определил момент, когда машинист катера включил реверс. Послышалось урчание воды под кормой и затем легкое воркование мотора на холостом ходу. Катер лег в дрейф совсем близко от бота.
Лишь только немцы остановились, Элли вскочила и, как бесноватая, замахала руками:
— Отруливайте живей! Вы спутаете мне сеть.
— Тише, щенок! — послышался с катера голос с немецким акцентом. — Поворачивай домой!
— У отца есть разрешение на дальний лов…
— Придержи язык и поворачивай к берегу.
— Я имею право на лов, — упрямо повторяла Элли, — у меня есть бумага.
— Давай сюда твою бумагу.
Катер подошел к самому боту.
Элли увидела, что под брезентовым колпаком, между немцем, сидящим у руля, и тем, что стоял около пулемета, есть еще кто-то. А когда этот третий неловко вылез из-под колпака, девушка едва не вскрикнула от удивления и страха. Перед нею был Мейнеш.
— А ну-ка, малыш, сматывай свои удочки и отправляйся домой, — прохрипел боцман и тут же обратился к немцу у пулемета: — Я ручаюсь за нее, вахмистр. Она повернет домой и не будет больше озорничать.
Немец сделал отрицательный жест:
— Прибереги ручательства для своей покойной бабушки. Я не намерен получать выговор. Пусть покажет бумагу.
И немец неуклюже спрыгнул на палубу ботика.
— Ну, давай бумагу!
Пока Элли делала вид, будто ищет бумагу, немец пытливо оглядывал суденышко, без церемонии щупал вещи. Он даже открыл пробку от бочонка с водой, заглянул в мешок с провиантом.
— Можно подумать, что ты собралась в Австралию, а?
Элли сумрачно молчала.
— Даже двумя шапками запаслась, — насмешливо проговорил немец, поднимая с палубы берет Житкова. При этом из берета выпало и покатилось по палубе что-то твердое. Немец поднял короткую трубку, подозрительно оглядел ее, понюхал.
— Чья трубка? — Он схватил Элли за воротник. — Я тебя спрашиваю: кто курил эту трубку?
— Отец, — решительно сказала Элли.
Колючие глаза вахмистра встретились со смелым взглядом больших голубых глаз девушки. Он выпустил ее и неопределенно буркнул:
— Ну, ну… Эй, Юстус, поди-ка сюда! — И когда боцман перелез на борт, сказал: — Ты ведь из старых друзей Глана?
— Какое тебе дело до моих друзей! — огрызнулся Мейнеш.
— Скажи: это действительно его трубка?
Он положил на жесткую ладонь боцмана коротенькую обгорелую трубочку. Мейнеш пожал плечами и протянул вахмистру монету:
— Вот тебе крона, скажи, у кого она побывала?
Перевернув трубку, немец показал на ее тыльной стороне серебряную монетку.
— Если бы на твоей кроне была такая отметина…
Мейнеш крякнул. Из-под полуопущенных век он метнул быстрый взгляд в сторону насторожившейся Элли, взял трубку и молча сунул ее себе в карман.
Неожиданная встреча
Вахмистр обернулся к своему катеру:
— Эй, Ганс, ты перейдешь на эту посудину и отведешь ее в порт, а мы с Мейнешем доставим эту особу в комендатуру.
Ганс подвел катер и перепрыгнул на палубу ботика.
— Ну и натворила же ты дел! — проворчал Мейнеш. — Придется прогуляться с нами. В комендатуре спуску не дадут.
Вахмистр грубо схватил Элли за руку.
— Живо на катер!
Но Элли вырвала руку и отскочила к кокпиту. Житков в эту секунду был уже на палубе. Первым ударом он опрокинул в воду механика Ганса. Вахмистр, бросившийся было на помощь механику, вдруг как подрубленный упал на палубу. Это Элли что было сил ударила его свайкой по голове. В следующее мгновение она билась в медвежьих объятиях Мейнеша.
Старый боцман оказался на редкость сильным. Житкову с трудом удалось оторвать его от девушки, оглушив ударом по голове. Элли проворно выбрала из-за кормы часть сети и набросила ее на вахмистра, который уже приходил в себя.
Опутанный мокрой сетью, немец неуклюже катался по палубе. Слышался звон разбиваемых поплавков и злобное хрипение. Элли и Житков не заметили, как над бортом ботика появилась голова вынырнувшего механика Ганса. Он сделал один за другим три выстрела из пистолета. Но ни одна из пуль не достигла цели. Ударом багра по голове Житков заставил Ганса погрузиться в воду и на этот раз, по-видимому, навсегда. Тем временем Элли столкнула за борт вахмистра.
Теперь можно было покончить и с Мейнешем. Но старого боцмана на ботике уже не было. Его не оказалось ни в кокпите, ни под ворохом парусов.
— Скатился с палубы! — решила Элли. — Прими, Бог, его душу. Разогревайте мотор. Парус поднять уже нельзя. На солнце его сразу заметят с берега.
Но как Житков ни старался, запустить мотор не удавалось. Двигатель сделал несколько оборотов и заглох. На поверку оказалось, что керосиновый резервуар пуст. В его нижней части зияли две дыры от пуль механика.
— Есть горючее в запасе? — спросил Житков.
Элли с грустью покачала головой.
— Придется идти под парусом!
— Нечего и думать. Любой сторожевой катер нас легко нагонит. Да и выходить в море без мотора глупо. Мы никогда не доберемся до цели.
— Но не возвращаться же нам! — воскликнул Житков.
— Именно так: возвращаться, — спокойно сказала Элли. — Починим бак, тогда снова пойдем в море.
