Найденов сделал гневное движение, но почувствовал, что рука финна крепко впилась в него. К тому же Найденов заметил, что другой рукой тот наводит на него револьвер, не вынимая его при этом из кармана пальто.
Да, шум действительно ни к чему не мог привести, и потому, не меняя позы, Найденов спросил по-немецки:
— Кто вы такой и что вам нужно?
— Государственная полиция, инспектор Венсторп, — несколько смущенно пояснил помощник капитана.
— Какая полиция? — удивился Найденов.
— Вам придется последовать за ним, — сказал помощник капитана.
— Тут очевидное недоразумение, — негромко, но внушительно произнес Найденов.
— Каждый из вас прикидывается девицей, впервые идущей к причастию, — насмешливо сказал Венсторп.
Найденов взглянул на встревоженную Валю.
— Не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Какая-то чепуха, — сказал он и последовал за помощником капитана.
Они вошли в капитанский салон, и дверь захлопнулась. В этот же миг за спиной Найденова что-то звякнуло, и он ощутил на запястьях холодную сталь наручников, которые ловко защелкнул прятавшийся за дверью помощник Венсторпа, по имени Майерс.
Найденов невольно напряг все свои силы, натягивая цепь. Венсторп засмеялся.
— Ну, ну, не испытывай прочность своих костей, — пробормотал он.
Найденов старался трезво оценить положение. Немцам удалось схватить его руками местной полиции. Значит, прежде всего нужно, чтобы Валя снеслась с советским посольством в Хельсинки.
— Господин капитан, — обратился он к молча стоявшему в стороне капитану «Клариссы», — поскольку все это произошло на вашем судне, я требую объяснения от вас.
Капитан вынул изо рта сигару и, глядя на ее тлеющий кончик, смущенно проворчал:
— Чертовски неприятно! Я и сам никак не думал… И если бы ваша жертва не опознала вас, я бы ни за что не поверил…
Он протянул Найденову бланк радиограммы. Любекская полиция сообщала, что в купе берлинского экспресса, прибывшего в Любек накануне утром, был найден некто Зуденшельд, кем-то усыпленный и обысканный.
— Вот оно что! — вырвалось у Найденова.
Дальше в депеше говорилось, что если пострадавший Зуденшельд опознает своего подозрительного спутника, такового следует арестовать при содействии полиции ближайшего порта и доставить в Германию.
— К счастью, не пришлось ждать ближайшего порта, — со смехом сказал Венсторп и самодовольно ткнул себя пальцем в грудь. — Тут оказался я. А из моих рук ты уж не ускользнешь.
— Не понимаю, о каком пострадавшем тут говорится, — сказал Найденов. — Если бы он был здесь, этот Зуденшельд, то, наверно, не отказался бы подтвердить…
— Старый прием, приятель, — сказал Венсторп. — Но на этот раз он тебе не поможет. На твое горе господин Зуденшельд здесь. — И Венсторп обратился к капитану: — Разрешите пригласить пастора?
Через несколько минут капитан и офицеры почтительно поднялись навстречу входящему пастору. Найденов узнал в нем… своего ночного спутника.
«Ловко подстроено!» — подумал Найденов, удивляясь тому, как своевременно его молчаливый спутник по экспрессу Берлин — Любек оказался на «Клариссе».
Между тем пастор, опираясь на руку стюарда, с трудом дошел до кресла и опустился в него с болезненным стоном.
— Узнаете ли вы его, господин пастор? — спросил Венсторп.
Взгляд темных спокойных глаз Зуденшельда показался Найденову проницательным и полным человеческого достоинства. На какой-то момент Найденов даже усомнился — действительно ли перед ним шпик гестапо?
— Это он, — спокойно проговорил пастор.
— Объясните, как все случилось, — сказал Венсторп.
Зуденшельд подумал немного и принялся не спеша рассказывать. Найденов обратил внимание на то, что, с трудом начав говорить по-фински, этот пастор поспешил перейти на немецкий язык.
— Я сразу заметил, что этот человек следит за мною, — говорил Зуденшельд. — Не стану объяснять вам, почему, но у меня были основания опасаться кое-кого. Я вез очень… ценные бумаги. Этот человек несколько раз выходил из купе. Каждый раз, как он возвращался, я ждал, что вместе с ним в купе ворвутся его сообщники и нападут на меня. Вы хорошо понимаете, господа, в той стране, где мы находились, можно было ждать чего угодно. — При этих словах он поглядел на офицеров «Клариссы». Те молча кивнули. — Я готовился к защите, хотя отлично понимал, что ничего не смогу сделать. И вот, незадолго до прибытия в Любек, он, — Зуденшельд указал рукой на Найденова, — снова ушел. А через несколько минут дверь отворилась. Это было сделано так бесшумно, с такой ловкостью, что я не сразу заметил образовавшуюся щель, а когда обернулся, было уже поздно. На лицо мне упало что-то мягкое, похожее на мокрую вату. Я тотчас потерял сознание и больше ничего не помню. Говорят, что меня так и нашли без чувств, когда поезд прибыл в Любек. Мое лицо было накрыто газетой. Купе оказалось запертым снаружи. Интересно и то, что никто не обратил на меня внимания на границе. Немцы столь тщательно проверяют паспорта, но отпереть мое купе немецкая полиция почему-то не сочла нужным.
— Теперь вы не сомневаетесь в том, что перед вами ловкий малый? — удовлетворенно сказал Венсторп капитану.
Тот с хмурым видом пожал плечами, а Зуденшельд добавил:
— Ко всему этому могу добавить: пока я был без чувств, меня тщательно обыскали. Даже подкладка пиджака оказалась вспоротой. Преступник искал бумаги.
— И похитил их?
— К счастью, нет, — сказал Зуденшельд. — Может быть, кто-нибудь спугнул его, а может быть, он убедился в том, что их… при мне нет.
— Надеюсь, капитан, — сказал Венсторп, — что на вашей «Клариссе» найдется надежный уголок, где можно поместить эту птичку?
Посоветовавшись с помощником, капитан приказал показать Венсторпу помещение для пленника.
— У вас есть оружие, капитан? — спросил Венсторп с порога. — А то эти господа способны на что угодно, даже с таким украшением на руках. Ведь он русский!..
От Найденова не укрылось, что при слове «русский» пастор вскинул голову. В его темных глазах, внимательно уставившихся на пленника, загорелся огонек.
— Вы русский? — спросил он, когда Венсторп ушел.
Найденов пожал плечами и промолчал.
— Русский! — повторил Зуденшельд и покачал головой.
Найденову показалось, что в выражении его строгого лица появилось сострадание.
— Когда-то я изучал русский язык, — сказал Зуденшельд. — Разделяю ваше удивление. Вы не из тех русских, которые могут меня понять.
Покосившись на капитана «Клариссы», Найденов спросил по-русски:
— На какой язык вы могли бы перейти, чтобы нас не поняли?
